Теория четырех движений и всеобщих судеб. Проспект и анонс открытия

Если промышленность несколько прогрессировала в Европе, то разве при этом она не потеряла огромных районов в Азии! Если цивилизация основала в Америке хилые колонии, которым уже грозит распад вследствие мятежа негров, то не утратила ли она у врат Европы таких обширных царств, как Египет, Греция, Малая Азия, Карфаген, Халдея и часть Западной Азии? Промышленность убита в таких крупных и прекрасных странах, как Бактрия, где она уже возникала; владения Самарканда, когда-то знаменитые на Востоке, и все области, простирающиеся от Оксуса до устья Инда, политически деградировали и воскресили Орду. Обширное царство Индостана быстро катится к разорению благодаря тирании англичан; эта тирания будит отвращение к культуре и заставляет ассимилироваться с маргатами[162], чьи племена уже образуют мощное ядро татар в центре Монголии. Со временем они могут проникнуть в горные хребты Гат и присоединить к себе народности Малабара и Коромандела, отвратив их от промышленного труда своими набегами.

Изо дня в день орды отвоевывают территорию у азиатских культур, разливаясь далеко за естественные пределы, за горную цепь Имаюс[163], которая тянется от Бухары к Китаю. У самых наших ворот Орда воскресает во всех пунктах Турции. Еще 50 лет гонений, еще 50 лет оттоманской анархии – и прекрасное царство вернется к татарскому кочевью, которое неимоверно прогрессирует во всех пунктах турецкого господства. Другие царства, цветущие когда-то, как Пегу[164] и Сиам, скатились на последнюю ступень слабости и одичания, и их культуре, как и культуре Турции, видимо, не позже как через сто лет наступит конец; если бы хаотическому строю суждено было уцелеть на земном шаре, то Азия, вся огромная Азия перестала бы заниматься промышленным трудом. Даже Китай, этот колосс скаредности и комизма, явно деградирует. Последние факты открыли нам глаза на его мнимое великолепие. Социальная струя там иссякает с момента смешения с татарами; бродячие племена занимают в Китае огромные территории, и в этой империи, стяжавшей некогда славу своей промышленностью, в четырех милях от Пекина встречаются прекрасные участки земли, заброшенные и пустынные, а в южных провинциях жрецы тщетно побуждают народ к земледельческому труду: народ снимается с насиженных участков, бросает огромные пространства невозделанными и стекается в орду. Орда – это вулкан, всегда готовый поглотить Цивилизацию. Это застарелый гнойник, который, едва затянувшись, опять вскрывается, как только его перестают лечить. Эта всеобщая тяга наемных тружеников к восстановлению орды сводит все политические задачи к одной единственной проблеме: найти новый социальный строй, который обеспечил бы и самому заурядному из производителей достаточное благосостояние, чтобы он горячо и страстно полюбил свой труд и предпочел его инерции и разбою, куда влечет его сейчас.