В животном царстве иероглифом ассоциации является бобр, а другим иероглифом – павлин[166]
. Глазки, усеивающие его хвост, – эмблема социетарного строя, его великолепия и его неравенств. Этот ряд глазков, последовательно расположенных, свидетельствует о том, что ассоциация несовместима с мечтами о равенстве и уравнивании, свойственными нашим философам.Но к чему этот отвратительный голос, так неприятно контрастирующий с чудесным оперением? Для того, чтобы охарактеризовать действие изолированного человека, которое лживо и дисгармонично. Оперение влечет и чарует, как эмблема социетарного
строя: но так как животное не обладает никакими социальными свойствами и не принимает участия в нашей работе, то Бог этим отвратительным криком охарактеризовал лживость и фальшивое положение всякого индивидуума вне прогрессивной ассоциации.Другая загадка: безобразие его лап; почему бы не украсить их, как лапы голубя или орла? К чему эти две отвратительные подставки, несущие такую роскошь? Для того, чтобы показать, что социетарный
строй и богатство, им созидаемое, опираются на две эпохи нищеты (см. развернутую таблицу эпохи дисгармонии).Но оставим павлина: этот иероглиф малопонятен для тех, кто не знает законов социального движения. Возьмем образец, более легкий для понимания: я имею в виду истину и ее влияние на цивилизацию. Посмотрим же, верно ли отобразил Бог плачевную участь истины в нашем социальном строе.
Иероглиф истины в животном царстве это жираф[167]
. Так как свойство истины заключается в том, чтобы преодолевать заблуждения, то животное, служащее ей иероглифом, возвышает свое чело над всеми остальными; таков именно жираф, грызущий молодые побеги на высоте 18 футов. Такова и истина: она не мирится с нашими обычаями, и жираф, ее иероглиф, не должен быть применим в наших работах. Вот Бог и обрек его на бесполезное существование. Люди предпочитают оставить его втуне, подобно тому, как у нас отстраняют от дела человека правдивого, чей характер идет вразрез с усвоенными навыками, с интригами, терпимыми людьми. Истина у нас прекрасна лишь в перспективе, но не на практике, и по аналогии с ней мы восхищаемся жирафом лишь в состоянии покоя; в движении он вызывает улюлюкания, как и истина, когда она находится в действии. Попробуйте в порядочном обществе открыто заговорить о проказах его честных женщин, о проделках дельцов и других посетителей салонов, вы увидите, какое негодование возбудит это, и все в один голос заставят замолчать и заклеймят оратора. Еще хуже обстоит в политических делах, где истина еще менее применима. И вот, чтобы изобразить это угнетение истины, это непреодолимое препятствие ее развитию, Бог усек рога жирафа в самом корне; у жирафа имеются лишь зачатки рогов, неспособные развернуть разветвления; Бог своими ножницами обрезал их у самого основания, как власти и общественное мнение убивают истину в момент ее появления и лишают ее свободы действия. Однако самый последний мошенник стремится казаться правдивым; будучи на самом деле врагами истины, мы любим обрядиться в ее облачение; по аналогии мы от жирафа берем только его одежду, его шкуру, которая чрезвычайно красива. Поймав это животное, мы обращаемся с ним, как обращаемся с истиной; мы ему говорим: «Бедное животное, тебе суждено жить лишь в пустынях, вдали от человеческого общества. Одно мгновение тобой можно восторгаться, но нам в конце концов приходится тебя убить и сохранить лишь твое облачение, подобно тому как мы убиваем истину и сохраняем лишь ее видимость».Из этого мы видим, что Бог не создал ничего понапрасну – даже жирафа, будто бы совершенно бесполезного; но будучи вынужден изобразить всю игру наших страстей, он должен был отобразить в этом животном совершенную бесполезность истины в эпоху цивилизации. А если вы желаете знать, какую роль может играть истина в других обществах, отличных от цивилизации, изучайте эту проблему в контржирафе, которого мы именуем северным оленем.
От этого животного мы получаем все мыслимые услуги; недаром Бог изъял его из климатических поясов, где существует человеческое общество, как истине суждено быть изъятой, пока существует цивилизация.