Теория литературы. Проблемы и результаты

Юрий Лотман попытался реконструировать гипотетический генезис литературного сюжета, выделив в исходной досюжетной ситуации культуры два типа текстов. «В центре культурного массива располагается мифопорождающее текстовое устройство»[368], создающее тексты без начала и конца, которые синхронизированы с циклическими процессами смены сезонов, времени суток и т. д. и не сообщают ничего неизвестного, зато обеспечивают непрерывность течения этих процессов через безличный ритуал. Они устанавливают норму, служат для классификации, упорядочения мира; говоря о бесконечно повторяющихся явлениях, они лишены сюжета, время в них стоит или вращается на одном месте. В них действует тенденция к отождествлению различных персонажей: ночь, смерть, зима отождествляются не как условные фигуры, а как разные ипостаси, разные имена для одного и того же (ср. концепцию древней метафоры у О. Фрейденберг, § 27); поэтому фактически не бывает и конфликта – разные персонажи сливаются воедино и не могут конфликтовать друг с другом. Входя в состав синкретического, вербально-акционального знакового комплекса, такие тексты неразрывно связаны с ритуальным действом, и их можно рассказывать лишь в ходе обряда – вне обряда это будет профанацией мифа, который при таком «неправильном» рассказе как раз и превращается в десакрализованный сюжет.

На профанной периферии культуры (обычное для Лотмана членение культуры на центр и периферию, развивающее тыняновскую концепцию литературного факта; см. § 10) располагается второе «текстопорождающее устройство, организованное в соответствии с линейным временным движением и фиксирующее не закономерности, а аномалии»[369]. Оно порождает сообщения о новостях и случайных эксцессах, добавляющие интересные подробности к общему принципу; Лотман обозначает их термином анекдоты. В отличие от мифа, анекдот не бывает рассказом о жизни богов – если такие анекдоты появляются, то это знак расстройства и упадка религиозности. Анекдотическое повествование изолированно, не повторяется даже при сходстве событий, всегда единично. Его события отделены от аудитории, к которой обращается рассказ: если в мифе микрокосм и макрокосм отождествляются и потому миф всегда говорит «обо мне», то анекдот толкует «о другом».

Подробнее. Слово «анекдот» употребляется у Лотмана не в смысле комического рассказа в современном фольклоре, а в более старинном значении – любопытной «историйки». Анекдот – минимально краткое повествование, в нем нет «объема», которого требовал Аристотель от сюжетных сказаний. Он образует третий вид парадиегетических жанров, наряду с гномическими и хроникальными, – именно анекдотические. Сегодня он представлен некоторыми жанрами журналистики, например короткими заметками под рубрикой «происшествия». Ролан Барт выделял в таких текстах мотивы странных совпадений, повторений, сближения далеких друг от друга элементов (грабители перепугались, внезапно встретившись с другим грабителем; одну и ту же драгоценность украли три раза; исландские рыбаки выловили в море корову), которые обычно выносятся в заголовок заметки, резюмирующий ее содержание; собственно, и сам Барт анализирует не столько тексты заметок, сколько эти заголовки-резюме. Такие «курьезные» случаи оторваны от какого-либо широкого контекста (моралистического, социально-политического), который помогал бы их осмыслить; их парадоксальный mythos смутно намекает на некий высший промысел – «за хроникой происшествий бродит тень божества»[370], – но эта божественная dianoia непостижима и лишь волнует читателя своим отсутствием, чем, собственно, лотмановский «анекдот» и отличается от «мифа».

Миф и анекдот, по Лотману, – это два досюжетных элемента словесной культуры. Для появления сюжетного повествования необходимо было снять, нейтрализовать их оппозицию. Сюжетное повествование представляет собой синтез повторяющего сам себя мифа и уникально-точечного анекдота. Для синтагматики повествовательного сюжета особенно важна развертка и дифференциация изначально единых мифических персонажей, например их удвоение – в фигурах близнецов, двойников и т. д., которые в мифе были бы разными ипостасями одного лица.

Подробнее. В своей концепции сюжета Лотман опирался на антропологическую теорию мифа, предложенную Клодом Леви-Строссом:

Мы будем рассматривать миф так, как если бы он представлял собой оркестровую партитуру, переписанную несведущим любителем, линейка за линейкой, в виде непрерывной мелодической последовательности; мы же постараемся восстановить его первоначальную аранжировку[371].