Теория литературы. Проблемы и результаты

Анализ возможных миров литературы продолжил Вольфганг Изер в книге «Вымышленное и воображаемое». Из двух категорий, вынесенных в ее заголовок, вымышленное логически ỳже воображаемого, так как оно предполагает «интенциональный акт» вымысла[407]; оно целенаправленно «измышляется» посредством двух операций: селекции элементов реального мира, которые будут из него перенесены в мир вымышленный, и комбинации этих элементов, которые в вымысле могут принимать необычную конфигурацию, отличную от реальной. Очевидно сходство этих операций с двумя базовыми операциями, производимыми в языковой деятельности и определяющими, по Соссюру и Якобсону, две оси языка (см. § 7); правда, в отличие от языкового высказывания, вымышленный мир сам по себе лишен линейной развертки, хотя он и конструируется во временном процессе творчества / восприятия и представляется в линейно организованном словесном тексте; его собственная синтагматика – четырехмерная, включающая три пространственных и одно временное измерения. Изер специально подчеркивает, что обе операции вымысла носят трансгрессивный характер: «Общим свойством актов вымысла, заключенных в художественном тексте, является то, что все они одновременно являются и актами нарушения границ»[408]. Селекция нарушает внешние границы реального мира, через которые словно контрабандой выносятся отдельные элементы; а комбинация нарушает его внутренние границы, структуры его «внутритекстуально созданных семантических пространств»[409], по которым распределялись эти элементы. Дальнейшее развитие этой идеи приводит Изера к пониманию художественного вымысла как «текстуальной игры»[410] с границами реальности.

Предложенное Изером понятие о вымысле как методической деятельности развито в монографии Анке Хенниг и Армена Аванесяна, посвященной частному, казалось бы, вопросу – функциям глагольного презенса в современной литературе. Авторы книги поставили в оппозицию две традиционные категории, которые на протяжении веков казались едва ли не солидарными, – повествование и вымысел. При классическом режиме повествования рассказываемые события считаются предшествующими рассказу; сегодня же нередко бывает, что они открыто формируются в ходе самого рассказа, измышляются по мере их изложения; тем самым происходит «исторический сдвиг доминанты»[411] (в значении термина, идущем от русского формализма), когда вымысел перестает подчиняться повествованию и сам вбирает в себя акт рассказывания.

Рассказывание и вымысел идут не изолированно друг от друга, они могут находиться в различных отношениях доминирования. В классическом повествовательном вымысле рассказывание преобладает над вымыслом, в (имплицитно) фактическом сюжете рассказывается вымышленная фабула, для чего применяется прежде всего претерит. Смена глагольных времен с претерита на презенс отражает происходящий в течение XX века сдвиг доминанты – от повествовательного вымысла к вымышленному повествованию[412].

Предельным случаем такого сдвига доминанты являются встречающиеся в современных текстах (у Клода Симона, Освальда Эггера и других писателей) эффекты, которые позволяют представить вымышленным самого автора текста, причем именно в момент своего письма. Ненормативное употребление презенса как раз и обозначает такую специфическую форму «смерти автора», когда последний не исчезает, но фикционализируется: «Спустя еще одну неделю слышно, как я говорю» (Эггер). В теории речевых актов настоящее время глагола первого лица служило необходимым условием перформативного высказывания, этой грамматической формой утверждалась абсолютная, здесь и сейчас, реальность говорящего и совершаемого им речевого акта («Объявляю вас мужем и женой» – см. § 12); литература, однако, может подрывать эту конвенцию и делает самый акт художественной речи актом вымысла. В результате художественная онтология становится важнее нарратологии; позиция читателя, переживающего акт рассказывания, преобладает над позицией автора / рассказчика, создающего нарративные конструкции.

§ 34. Правдоподобие