Читаем Теория литературы. Проблемы и результаты полностью

Как уже сказано, возможный мир литературного вымысла метонимически сополагается с реальным миром, заимствуя из него некоторые элементы – местности, вещи, персонажей, события. Этим может объясняться нередкая путаница двух проблем – вымысла и правдоподобия: последнее тоже создается преимущественно приемами метонимического типа, о чем писал Роман Якобсон. Одним из факторов реалистического правдоподобия, отмечал он, является «характеристика по несущественным признакам» и «уплотнение повествования образами, привлеченными по смежности, т. е. путь от собственного термина к метонимии и синекдохе»[413]. Этим реализм отличается от символистской поэзии, где преобладают метафорические «соответствия» и иные ассоциации по сходству. В символическом творчестве господствует вертикальный смысл, а в реалистическом – горизонтальное повествование, то есть реалистическое творчество не только эмпирически, но и по сущности является повествовательным, в нем на первый план выступает mythos, а не dianoia – которая, впрочем, тем эффективнее внушается читателю исподтишка, средствами коннотации.

Однако, подобно тому как контрфактические элементы вымышленного мира могут противоречить миру реальному иногда явно, а иногда лишь имплицитно, – так и разные элементы текстуальной референции, включая «привлеченные по смежности» и заимствованные из мира реального, различаются мерой и формой своего правдоподобия. Вымышленный мир, а соответственно и описывающий его текст неоднородны, правдоподобие текста всегда колеблется и «плавает». Более того, сама идея правдоподобия может пониматься двумя разными способами, которые исторически сменяют друг друга.

Традиционное понятие правдоподобия было сформулировано еще Аристотелем: «говорить не о том, что было, а о том, что могло бы быть, будучи возможно в силу вероятности или необходимости»[414], – то есть правдоподобное произведение следует принятым мнениям (доксе) о вероятности и необходимости. О том, что эти мнения условны, свидетельствует их жанровая вариативность: никто, например, никогда не усматривал «неправдоподобия» в говорящих животных из басен, тогда как в других старинных жанрах – скажем, в рыцарском романе – говорящие звери уже нарушали норму правдоподобия, образуя выделенные точки аномалий, которые в классической поэтике носили название «чудесного».

Для новоевропейской литературы, создававшейся в «риторическую эпоху» XVII–XVIII веков, специфическим фактором правдоподобия стала служить связность и последовательность характеров и страстей в нарративном или драматическом сюжете, в изображении человеческих типов. Таксономию таких типов содержала еще «Риторика» Аристотеля, а в художественной словесности ее иллюстрировали, например, «Характеры» Феофраста и позднее одноименная книга Лабрюйера. Каждый конкретный персонаж романа или драмы должен был служить конкретизацией сущностного вечного типа[415].

Культурный перелом, происшедший в романтическую эпоху, привел к тому, что классическое (риторическое) правдоподобие уступило место иному, которое как раз и описывал Якобсон, говоря о «реализме»; в отличие от эссенциалистского принципа, действовавшего в классической словесности, современная литература отдает предпочтение «несущественным признакам» и свободным, не отсылающим ни к какому типу персонажам и поступкам. Результат такой техники обычно даже называют другим термином – не «правдоподобием», а референциальной иллюзией, хотя традиционное правдоподобие тоже должно было создавать иллюзию, только иными средствами. Раньше в реальности изображаемого убеждала структурная последовательность изображения, теперь же, напротив, нарушение этой последовательности; сегодня для нас реальное – это то, что выламывается из структур. С точки зрения классической поэтики, такое правдоподобие – это не-правдоподобие, непредсказуемость текста, противоречащая его структурной предсказуемости. Неоднородность текста сохраняется и при таком режиме, но в роли выделенных аномальных сегментов выступают происшествия не «чудесные» (не путать их с фантастическими, о которых будет речь ниже, в § 36), а, напротив, предельно «реальные» – более реальные, чем условные человеческие типы и ситуации, с которыми они соотнесены по сюжету. Перспектива правдоподобия переворачивается: на фоне традиционного правдоподобия выделяются уже не «невероятные», а, наоборот, в высшей степени реальные фигуры.

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Словарь петербуржца. Лексикон Северной столицы. История и современность
Словарь петербуржца. Лексикон Северной столицы. История и современность

Новая книга Наума Александровича Синдаловского наверняка станет популярной энциклопедией петербургского городского фольклора, летописью его изустной истории со времён Петра до эпохи «Питерской команды» – людей, пришедших в Кремль вместе с Путиным из Петербурга.Читателю предлагается не просто «дополненное и исправленное» издание книги, давно уже заслужившей популярность. Фактически это новый словарь, искусно «наращенный» на материал справочника десятилетней давности. Он по объёму в два раза превосходит предыдущий, включая почти 6 тысяч «питерских» словечек, пословиц, поговорок, присловий, загадок, цитат и т. д., существенно расширен и актуализирован реестр источников, из которых автор черпал материал. И наконец, в новом словаре гораздо больше сведений, которые обычно интересны читателю – это рассказы о происхождении того или иного слова, крылатого выражения, пословицы или поговорки.

Наум Александрович Синдаловский

Языкознание, иностранные языки
История лингвистических учений. Учебное пособие
История лингвистических учений. Учебное пособие

Книга представляет собой учебное пособие по курсу «История лингвистических учений», входящему в учебную программу филологических факультетов университетов. В ней рассказывается о возникновении знаний о языке у различных народов, о складывании и развитии основных лингвистических традиций: античной и средневековой европейской, индийской, китайской, арабской, японской. Описано превращение европейской традиции в науку о языке, накопление знаний и формирование научных методов в XVI-ХVIII веках. Рассмотрены основные школы и направления языкознания XIX–XX веков, развитие лингвистических исследований в странах Европы, США, Японии и нашей стране.Пособие рассчитано на студентов-филологов, но предназначено также для всех читателей, интересующихся тем, как люди в различные эпохи познавали язык.

Владимир Михайлович Алпатов

Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука