Теория литературы. Проблемы и результаты

Подробнее. Яусс разбирает в качестве примера читательскую судьбу двух французских романов, вышедших в свет почти одновременно, – «Госпожи Бовари» Гюстава Флобера (1856) и «Фанни» Эрнеста Фейдо (1858). Сюжетом обоих романов был адюльтер, но если «Фанни» была встречена благосклонно, то «Госпожа Бовари» вызвала шок, и писателя привлекли к суду, обвиняя в «реализме», то есть эстетизации нравственного порока. Обвинение фактически строилось на том, что автору приписывали высказывания, представлявшие собой несобственно прямую речь персонажей, – в них-то и искали безнравственную тенденцию. Произошел сбой в горизонте ожидания: публика (включая судей и чиновников прокуратуры) привыкла читать романы, где автор сам раздает оценки персонажам, а французское общество тех лет требовало от литературы, изображая порок, осуждать его. Флобер, передоверив все оценочные высказывания своим героям, заставил публику самостоятельно определять свое отношение не только к технике романного повествования, но и к проблемам семьи и брака; неумение публики распознавать и интерпретировать новые нарративные приемы дестабилизировало ее формальный горизонт ожидания, а тем самым ставило под вопрос и ее моральные привычки – содержательный горизонт ожидания. Таким образом, художественный прием писателя, сбивший с толку его первых читателей, стал фактором не только литературной, но и социально-нравственной истории. В дальнейшем, по мере его освоения публикой, книга Флобера получила признание, тогда как роман Фейдо, осуждавший героиню-прелюбодейку и ничем не нарушавший читательских ожиданий, был скоро забыт.

Метод Яусса исходит из того, что проблемы, поднимаемые литературой, исторически контекстуализированы: это всегда те проблемы, которые могли переживать и формулировать в своих реакциях читатели соответствующей эпохи. Поэтому в своем рецептивном анализе «Госпожи Бовари» Яусс касается вопросов семейной морали, но не затрагивает метафизические мотивы пустоты, безмолвия и т. д., потому что современники не замечали их в романе. Онтологическая проблематика была вписана или «вчитана» во флоберовский текст лишь при дальнейшей его рецепции, в частности при его прочтениях теоретиками «нового романа» XX века. У Флобера она присутствовала разве что потенциально, и для ее актуализации требовались новые толкователи. Итак, читательская рецепция развивается как подтверждение или опровержение горизонтов ожидания, а смена читательских поколений позволяет выделять в произведении новые (или хорошо забытые старые) горизонты ожидания.

Вольфганг Изер также пытался ввести историческое измерение в свою теорию чтения: «Отношение между текстом и читателем устанавливается весьма различными способами в разные эпохи»[476]. В частности, европейская литература последовательно освобождает читателя от предзаданных установок восприятия – или, что то же самое, все более усложняет эти установки, предоставляя читателю все большую свободу в выборе и интерпретации[477]. Роман XVII–XVIII веков использовал устойчивую систему моральных ценностей и ролей: однозначно различались положительные и отрицательные герои, и читателю оставалось лишь распознать, кто есть кто; в «хорошо закрученном сюжете» это не всегда бывает ясно сразу, но в итоге читатель справляется с такой задачей. Роман ХIХ века сделал возможными произведения без положительного или вообще без главного героя (Теккерей), где «правильная» моральная позиция не выражена никем из персонажей и лишь реконструируется из их сравнения; на общем фоне не выделяется отчетливо никакая центральная фигура, и читатель должен не просто расставлять героев по местам в готовой структуре, но самостоятельно ее формировать, определяя, какие ценности вовлечены в данное произведение. Соответственно и взгляд на эти ценности тоже становится критическим, без положительной авторской позиции: в самом деле, какова эта позиция в «Госпоже Бовари» или «Мертвых душах»? Модернизм XX века делает следующий шаг к структурной неопределенности: ставит под вопрос реальность изображаемого мира, как в «Улиссе» Джойса. Вместо авторского дискурса, воплощающего объективную точку зрения, развертывается ряд условных дискурсов, смешивающих реальное и вымышленное. Модернистская литература (Хорхе Луис Борхес, французский «новый роман» и т. д.) систематически подрывает референциальную иллюзию, смешивает разные вымыслы и «реальности», и читателю приходится решать не только моральные, но и онтологические проблемы. В своем вековом развитии европейская повествовательная литература последовательно повышает меру неопределенности своих текстов; выделить главное из второстепенного, фигуру из фона становится все более головоломной проблемой, но зато тем более свободной и ответственной делается работа читателя, его «ответ» на задаваемые ему задачи.