Теория литературы. Проблемы и результаты

Таким образом, не только эволюционная теория Яусса, рассматривающая коллективные горизонты ожидания, но и теория Изера, описывающая феноменологию индивидуального чтения, имеет свое историко-эволюционное измерение: ею предполагается освободительный нарратив, процесс последовательного выдвижения читателя на центральное место в работе литературы. Правда, это весьма абстрактная эволюция; она реконструируется скорее спекулятивно, чем позитивно, и с трудом поддается конкретизации. История эмансипации читателя оказывается самопроизвольной сменой эпох, а не динамическим процессом конкуренции и столкновения конкурирующих начал, называть ли их «школами», «направлениями», «культурными кодами» или «горизонтами ожидания».

Как и все современные теории чтения, немецкая рецептивная эстетика демократична: она показывает, что литературный процесс не направляется узкой элитой писателей и критиков, но решающим образом зависит от работы читателей, реагирующих на тексты. Историческое измерение литературы заключается не в процессе ее производства, а в процессе ее восприятия, и потому в литературе в буквальном смысле правит народ, читательская публика (ср. позднейшую идею Бурдье о «производстве ценностей» в литературе – § 14). Впрочем, одной из форм такой читательской работы является творческое «перечитывание» текста другими писателями, которые в собственных произведениях переосмысляют классику, подражают ей или критически отталкиваются от нее. Как отметил А. Компаньон[478], уже позитивистская история литературы охотно изучала этот специфический, профессиональный вариант читательской рецепции – «творческий отклик», «влияние» и «литературную судьбу» того или иного произведения или писателя. В этом особом случае чтение оказывается равно письму, а рецептивная эстетика смыкается с традиционной историей авторов и текстов.

§ 39. Интертекстуальность

Наряду с собственно историческими аспектами диахронического изменения литературы, выделяемыми либо в производстве текстов (эволюции), либо в их потреблении (чтении), современная теория изучает и другой тип диахронических отношений в литературе, который не имеет систематического характера (Тынянов назвал бы его не эволюционным, а генетическим) и практически исключает необратимое, то есть историческое, развитие. Его называют термином интертекстуальность, которое употребляется в различных, более или менее широких значениях.

Подробнее. Аналитическое определение этого понятия предложил Жерар Женетт[479]. Все разнообразные отношения текста с другим текстом он обозначает общим термином – не «интертекстуальность», а транстекстуальность, – и выделяет пять видов последней: 1) архитекстуальность, то есть отношение текста со своим архитекстом, например жанром (строго говоря, это не совсем отношение между текстами, так как второй его член представляет собой не конкретный текст, а абстрактную схему – см. § 17), 2) паратекстуальность, то есть отношение текста со своим ближайшим околотекстуальным окружением (см. женеттовское определение паратекста в § 18), 3) метатекстуальность, то есть отношение текста с высказываниями о нем других лиц (прежде всего с критическими откликами на него), 4) гипертекстуальность, то есть отношение текста с другим целостным текстом литературы (не путать с «гипертекстом» на электронных носителях, которого еще не существовало в 1980-е годы, когда Женетт строил свою классификацию), 5) интертекстуальность, то есть отношение текста с другими фрагментированными текстами (таким образом, объем понятия «интертекстуальность» существенно ограничен). Сегодня терминология Женетта употребляется редко, но она полезна своим системным характером. Для исследования литературной диахронии наибольший интерес представляют два последних вида транстекстуальности, где речь идет о взаимодействии однородных, художественных текстов.

Среди отношений между двумя целостными текстами (Женетт называл это гипертекстуальностью) выделяются два особых случая – пародия и геральдическая конструкция.