Территория чудовищ. Путеводитель для осторожных туристов

Ревущая боль заставляет его опереться о ствол дерева. В животе прорастают шипы. Сердце стучит так часто, что может вырваться из груди; оно красное и влажное – еще один цветок во мгле вселенского леса. Ноги слабеют, Грей оседает в густой зеленый мох. Он всегда хотел этого – ощутить под руками жизнь: убыстряющееся сердцебиение, медленный пульс земли. Проследить путь к истокам и прочесть карту Творения. И вот он здесь, в начале и конце пути.

– Доктор Грей…

Он открывает глаза. Это молодая вдова опускается на колени возле него, а за ее спиной стоит девушка из поезда.

– Это Елена, – говорит вдова.

А вот и она сама. Смотрит на него. И сияет.

– Елена…

Имена очень важны. Он всегда испытывал особое удовольствие, познавая, классифицируя, описывая. Понять замысел Творца – это акт веры.

– Вы спасли меня там, в воде, – говорит он. – Почему?

– Когда-то здесь побывал другой человек, – отвечает девушка, Елена. – Он был немного похож на вас. Хотел познать суть вещей. Хотел понять. Он искал… общность.

– Да… Да, я всегда стремился… Труд всей моей жизни… Его вы тоже спасли?

Грей старается держать глаза открытыми, не терять ее из вида, но это очень трудно. Он так устал.

– Его не удалось спасти, и я жалею об этом.

Генри Грей кивает.

– Я знаю, кто вы, – шепчет он. – Та, кого я искал все эти годы.

Конец пути, по которому он следовал. Новый Эдем. Теперь Грей нашел его, и больше не нужно ничего делать. Пора отдохнуть.

– Более совершенная форма, – говорит он или, возможно, только думает. – Во всем живом заложено стремление к более совершенным формам.

– Если вы устали, можете поспать, – слышит он ее голос.

И боль, что была неразлучна с ним так долго, вдруг исчезает, оставив после себя пустоту, подобную просторным и чистым залам стеклянного дворца.

Он закрывает глаза. Ему больше ничего не нужно.

Риски и решения

«Он как будто спит», – думает Вэйвэй, сидя на подушке изо мха и листьев.

– Он был болен, – говорит Мария Антоновна. – Мы ничего не могли для него сделать.

Она складывает руки Генри Грея на его груди. Елена часто моргает и морщит лоб. Вэйвэй и Алексей стоят опустив голову, как на похоронах.

– Я должен был что-то сделать, – вздыхает Алексей. – Еще в Пекине он хворал, какие-то проблемы с желудком, и врач велел ему быть осторожным.

– Не уверена, что он бы послушался, – произносит Мария.

«Да, не такой он был человек, – думает Вэйвэй. – Слишком твердый в своих убеждениях, слишком уверенный в том, что занимает особое место в сложном механизме мира».

Она отбрасывает ногой то, что осталось от мистера Петрова и мистера Ли. Среди перьев, прутиков и камней звякают блестящие обувные пряжки. Правосудие поезда. «Но достаточно ли этого для Марии Антоновны?» – задумывается она. Дочь стекольного мастера выглядит как человек, переживший катастрофу и неожиданно осознавший, что спасен. Вэйвэй пытается подобрать какие-то слова, но тут входит Судзуки и, к ее изумлению, обнимает Марию Антоновну.

– Я знаю, что не должен был идти за вами, – говорит он.

Но Мария качает головой и улыбается. Между ними существует некая связь. Вэйвэй не понимает ее, но чувствует: это слишком личное, чтобы подсматривать. Она поспешно отворачивается – и видит, что Елена разглядывает вдову и картографа без малейшего смущения.

– Идем, – говорит Вэйвэй и увлекает Елену за собой.

Времени осталось так мало…

Оплетшие Грея корни и лианы утягивают его в землю. В столовой команды скрипач, забравшись на стул, играет вальс в минорной тональности, легкий и в то же время невыносимо грустный. Василий разливает напитки, и свет, проникающий между деревьями, превращает бутылки в золото и серебро. А пассажиры первого и третьего класса пляшут вместе, позабыв все различия в этом закоченевшем времени. Вэйвэй видит Софи Лафонтен, которая, закрыв глаза, танцует без партнера. Видит ученых джентльменов и торговцев, вальсирующих в обнимку. Видит братьев-южан, поднимающих бокалы и осушающих одним глотком. Побеги плюща закручиваются вокруг ламп, а по потолку расползается сверкающий серебристо-голубой лишайник.

Елена больше не скрывается. Она часть трансформаций, и пассажиры, похоже, не боятся ее. Она предлагает руку графине, но та запрокидывает голову и разражается хохотом.

– Я слишком стара для этого, милая девочка, – говорит она. – А вот Вера примет твое приглашение.

На лице горничной читается неуверенность, но Елена уже кружит ее в вальсе, который вдруг превращается в быструю, веселую джигу, и Вера оживляется. Лавируя между другими пассажирами, Елена приближается к Вэйвэй, а та думает о девушке, поднявшейся из воды. Вернувшейся к жизни.

– За конец рейса! – звучат голоса.

Кто-то поднимает бокалы, кто-то плачет, а священник Юрий Петрович читает молитву, но его заглушает скрипка, играющая все громче и быстрее, и вот уже Вэйвэй танцует с Еленой, круг за кругом, беззаботно смеясь, как будто они снова под открытым небом, с тем же восхитительным ощущением свободы.

– Смотрите!

Лопается струна, и музыка обрывается на дребезжащем аккорде. Танцующие пары разделяются.

– Что они делают?