– Стой спокойно! – говорит капитан.
И в голове вспышкой проносится мысль, что капитан осталась с ней, а не пустилась в погоню, и это нужно тщательно обдумать. Но тут на Вэйвэй набрасывается Алексей с едва сдерживаемой яростью в голосе:
– Ты знала, что оно было здесь!
– Она, – поправляет Вэйвэй. Во рту все еще сухо, но дар речи вернулся. – Ее зовут Елена, и она не причинит нам вреда…
– Не причинит?! – перебивает ее Алексей. – Да одного ее появления уже достаточно, чтобы навредить нам. Ты хотя бы подумала, чем это обернется? Ты подумала о «Бдении», о том, что со всеми нами будет?
– Кто бы говорил! – огрызается Вэйвэй, мгновенно уносясь к их детским перебранкам, когда они обвиняли друг друга в своих же собственных прегрешениях, возмущались мнимыми оскорблениями и несправедливостями.
– Хватит! – обрывает ее капитан.
Вэйвэй слышит, как чуть дальше по вагону Судзуки уверяет Марию и Профессора, что с ним все в порядке. Над ними расползается по потолку лишайник.
– Нет, – говорит Вэйвэй. – Дайте объяснить. Она не опасна – в том, что происходит, нет ее вины. И твоей тоже.
Она долго смотрит на Алексея, пока не решает, что убедила. Он затихает и почти не дышит. Тому, кто плохо знает капитана, показалось бы, что выражение ее лица не изменилось. Но Вэйвэй может прочитать малейшее сжатие ее губ, напряжение мускулов под глазами. Капитан считает, что сама виновна в случившемся. Раскаяние грызет ее изнутри.
«Пусть еще немного помучается», – думает Вэйвэй, и это жестокая, эгоистичная мысль.
– Я должна отыскать Елену, – говорит она капитану. – Грей ничего не понимает, он хочет ее поймать, и оба могут пострадать. Пожалуйста, отпустите меня.
Но не только Грей ничего не понимает – Елена тоже. Она наблюдает, подражает и поэтому верит, что понимает поступки людей. Но она не может постичь человеческую жестокость, желание ловить и показывать, владеть ради самого владения.
Капитан молчит. Она взвешивает шансы, как делала всегда. «Это все еще ее поезд, – думает Вэйвэй с проблеском надежды. – Она все еще капитан».
– Иди, – разрешает она. – А я наведу порядок в других местах.
– Но как ты пойдешь за ними?
Алексей смотрит в дальний конец вагона, на дверь в изолятор, затянутую бесчисленными белыми нитями, и Вэйвэй, подойдя ближе, понимает, что они сплетены в сеть, которая все еще шевелится, растет, преграждая дорогу к Елене и Генри Грею.
– Не прикасайся к ним!
Вэйвэй различает страх в голосе капитана, но не подчиняется, а прислоняет ладонь к сети, и та складывается, открывая проход для нее.
– У Грея осталось еще два шприца, – внезапно произносит Алексей. – Будь осторожна.
Капитан чуть заметно кивает.
Вэйвэй глядит в окно, сквозь просвет, оставленный цветами плесени. Там, вдалеке, проявляется темная линия, первый признак Русской Стены.
Она отодвигает в сторону нити и шагает в проход.
Часть шестая. Дни 18–20
«Бдение» предоставляет нам возможность, трудно осуществимую в долгом рейсе нашей жизни, – возможность сделать остановку, подвести итоги, задуматься не только о том, откуда мы выехали и куда направляемся, но и где находимся сейчас. В ночь бдения мне грезилось, что река вышла из берегов и поглотила нас всех. Из окна купе я видел, как водные существа прижимаются лицом к стеклу. Я услышал грохот рухнувшей Стены, бессильной перед напором наводнения, и преклонил колени, молясь безучастному Богу».
Изменения
Лазарет трудно узнать. Мотыльки роятся вокруг ламп, тонкими белыми нитями оплетена дверь в кабинет врача. Слышится незнакомый шум. Если приложить ухо к стене, можно услышать, как в кабинете что-то шуршит и скребется, будто там растет дерево. В голове у Вэйвэй вспыхивают воспоминания о времени, проведенном снаружи, – о чувстве свободы, расширения границ, – хотя сейчас ее окружают стены вагона. Даже привычный запах дезинфицирующего средства, смешанный с запахом машинного масла, блекнет перед насыщенными ароматами земли.
Вэйвэй движется за белыми нитями, теперь перепутанными, с растекающимися внутри зелеными и белыми красками и странными алыми проблесками, как будто там открываются и закрываются крохотные рты. Одни нити ползут вверх по стене, другие зарываются в пол, словно корни. Вэйвэй не в силах оторвать от них взгляд. Может быть, точно такие же чувства – смесь отвращения и восторга – испытывал и Ростов, когда его тянуло обратно в Запустенье? Может быть, и он, делая очередной шаг, не был уверен, что земля под ним не провалится?