Затем, очнувшись от глубокой задумчивости, Сид спокойным, изучающим взглядом посмотрел на Гарета, недоверчиво и изумленно отметив про себя, что юноше действительно стало "лучше", если под этим словом понимать то, что теперь он даже в приступе раздражения не терял собранности и ясности взгляда, и сделался мужественным, бесцеремонным, жестким, насмешливым и горделивым, в общем таким, каким, наверное, и следует быть молодому человеку из вольной глубинки. А может быть, он стал подобен тигру, который впервые почувствовал каково это - выпускать когти.
Но в глубине души Сидней все равно знал, что Гарет раздавлен этим новым потрясением, и на этот раз ему уже не оправиться.
- По сути, - пробормотал Сидней про себя,- что этому парнишке думать и за что цепляться в жизни, если по вине Браена МакФи, которого подослал Рой, он попал в аварию с поездом, а теперь на могиле Браена его еще и изнасиловали и отправили домой, привьюченным к лошади, как вырезку бекона, чтобы мы его похоронили или, может, спрятали на чердаке с глаз подальше...Что теперь с ним будет?... И не только с ним, но со всеми нами...
- Есть только один выход, Гарет, - громко сказал Сидней вслух, - только один - чтобы я пошел к нему.... но убить его будет мало, и этим уже ничего не исправишь. Я в таком бешенстве, что даже ничего не чувствую. Ровным счетом ничего, - Сидней приложил указательный палец к венам на запястье, - ни одной частицей тела... Мне кажется, что я превратился в холодный воздух. Но погоди (добавил Сидней, заметив, что его друг проявляет признаки нетерпения) выслушай меня, разумеется, я к нему пойду... Мне, пожалуй, вообще стоило бы отправиться к нему голым и предстать перед ним в таком виде... Но надо придумать, что ему сказать. Нельзя же просто так явиться в дом человека, у которого на руках столько крови и сказать ему: "встречай своего последнего гостя, Рой, больше у тебя на этом свете их не будет". Да и какое наказание подошло бы для такого как он? Что выбрать и как это исполнить ...? Все это надо обдумать, тщательно отрепетировать, как учат роль в пьесе...
Сдвинув вниз стеганное одеяло, которое налезло Гарету на подбородок и закрыло рот, Сидней припал к его губам, а потом взмолился:
"Скажи мне, как мне его наказать, Гарет, и я это сделаю... Я не могу придумать сам ... "
Гарет прикрыл глаза, а потом резко открыл их.
- Слышишь, что я говорю, Гарей?
- Разумеется слышу... Заткнись и не мешай мне думать...
- Не знаю, есть ли для него наказание по заслугам...
- О да, еще как есть.
- Тогда скажи какое.
- Я шепну тебе на ухо, Сидней... Наклонись...
Сидней с дрожью склонился ухом к устам Гарета, но те несколько слов, что прошептал ему юноша, он выслушал оцепенев. Сидней очень побледнел.
- И ты приказываешь мне это сделать? - спросил он, помолчав.
- Если ты мужчина, то да.... Если любишь меня, то да ...
Сидней встал.
- Что ж, хорошо, если это твой приказ и ты этого хочешь, то я подчиняюсь.
- И не возвращайся, пока не сделаешь этого, понял...? Видеть тебя не хочу, пока не справишься...
Сонно подняв руку, Сидней салютовал Гарету. Он сделал это без всякой иронии. И сам озадаченный своим непроизвольным жестом, бросился прочь из комнаты.
Сидней еще долго стоял за порогом двери, однако мысли его были не столько о полученном приказе, сколько о человеке, которого ему было велено убить. Потом он спустился вниз, прошел в редко посещаемую гостиную и опустился в огромное массивное кресло, все украшенное золотым филигранным кружевом, и с подлокотниками таких размеров, что на них могли бы уместиться руки великана.
Рой Стертевант - почти вслух произнес Сидней его имя - точильщик ножниц, сын поколений салотопов, заполнил собой всю его жизнь. Браен МакФи, заключение, Гарет, страх без названия, который в нем поселился - все это было частью его неотступных мыслей об этом человеке, всегда только о нем одном: эти мысли сопровождались и другими - о ножницах, ножах, вываривании туш, могиле, и некоем подземном, вечно погруженном во мрак мире, что виделся ему без конца и выходил из головы подобно этим мыслям, неизменным как бессмертие.
"Кара", что постигла Гарета на железнодорожном переезде - невероятная, порой кажущаяся нелепой, была делом рук салотопа, как и "убийство" Браена, однако и Гарет и Браен и он сам, некогда "футбольная звезда", а ныне "заправщик", как называл его с безжалостным сарказмом его заклятый враг, все они - и теперь Сидней ясно понимал это - были лишь конвертами, принадлежавшими Рою Стертеванту, в каждом из которых заключалось послание, понятное только владельцу.