test

Он видел многих. Обезглавленный лорд Эддард. Леди Кейтилин; ее глаза сверкают на изуродованном лице, словно блуждающие огни. Робб прощается с ним, как когда-то давным-давно, и снежинки тают у него в волосах. А потом снова Робб, его голова отрублена, из изувеченного тела медленно вытекает кровь, но он смотрит мрачными мертвыми глазами Серого Ветра. Санса заперта в ледяном замке, над ней нависает обгорелая тень с собачьей головой, а над ними обоими возвышается другая тень, размером с гору, истекающая черной кровью. Бран опутан корнями какого-то чудовищного дерева, его тело с каждым днем становится все слабее. Малыш Рикон окружен тысячами голубоглазых привидений в краю вечной зимы. Снег. Все они снег. Снег, снег. Сноу.

Где Арья? Даже в бреду он знал, что она не с его погибшей семьей. Внезапно он оказался в краю красных гор, где солнечный свет отражается бриллиантовыми бликами в наконечнике копья и песок кружит на ветру. Он увидел воина с мечом, белым, как млечное стекло, и еще двух: шлем у одного был в форме черной летучей мыши, а символом второго был белый бык. Позади них на кровавом ложе лежала безликая женщина в венце из голубых роз. «Обещай мне, Нед», - со слезами взмолилась она и умерла.

Краснота молотом стучала внутри головы. Я горю в ледяной клетке. Он корчился и бился, словно знамя на ветру, и вдруг, сквозь мутную боль, увидел слабый отблеск Винтерфелла. Он точно знал, что это Винтерфелл, хотя замок был сожжен, разрушен, разграблен и покрыт копотью, и сугробы в сорок футов высотой подбирались к его башням. Он пролетел над ними в богорощу, где пузырился горячий источник, и оттуда на него выглянуло красное лицо. Древние губы двигались. «Джон, - прошептало оно. – Джон, Джон, Джон”.

Он попытался ответить, но слова превратились в пыль. В дереве проглянуло лицо Брана, а потом чье-то еще, с длинными белыми волосами, одним красным глазом и красным родимым пятном на впалой щеке. Красный. Всегда красный. Дерево подняло гибкую ветвь. «Дым, - раздался голос. – Дым и соль. Тысяча глаз и один».

Джон Сноу не знал говорившего, но каким-то образом этот незнакомец стал его частью. Кто ты?

«Я – это ты, - был ответ.– Но ты – это не только ты».

На него опустилась тьма, готовая поглотить его, и он испугался. «Не уходите, - хотел крикнуть он призракам, бродящим по загробному миру. – Не бросайте меня!»

«Убей мальчишку, - послышался слабый, угасающий шепот. – Убей мальчишку, и пусть родится мужчина».

Вдалеке раздались звуки арфы, мелодичные, низкие, плачущие. Песня, такая печальная, что и мертвые заплачут. А потом мир стал черным, и Джон понял, что вот-вот проснется. Он яростно сопротивлялся, но выбора не было. Он приподнялся и сел. Кем я стал?

Он забился в судороге, захрипел, попытался вдохнуть и, открыв глаза, обнаружил, что лежит, скорчившись, на ледяной плите.

Несколько мгновений Джон просто лежал, изнуренный даже самым простым усилием. Мир вокруг него вращался, а стены камеры, занавешенные ковром из сосулек, пропускали свет. Холод был такой, что невозможно было представить, каждый вдох был словно удар в грудь. Но тем не менее от холода он чувствовал себя бодрее.

В конце концов, он попытался встать на ноги. Что-то не так. Он не мог стоять прямо, только на четвереньках. По льду клацнули когти, и он попытался оглянуться, чтобы посмотреть, что же позади, но голова двигалась не так, как он привык. Нос чуял лучше, а глаза… что не так с глазами? Он посмотрел прямо перед собой и испытал самый жуткий ужас за всю свою жизнь.

Перед ним лежало его собственное тело. Серые глаза были открыты и бессмысленно смотрели в потолок. Руки были сложены на груди, как у могильного памятника. Длинные каштановые волосы в беспорядке рассыпались вокруг вытянутого серьезного лица. На нем не было никакой одежды, кроме легкого савана, под которым виднелись наполовину затянувшиеся раны и шрамы на горле, на боку, на животе. Раны на спине не было видно, потому что труп лежал лицом вверх. Грудь не взымалась и не опадала. Плоть была холодной, бледной и твердой. Бескровной.

От потрясения у Джона голова пошла кругом. «Я все-таки умер,- понял он. Отрицать это невозможно, доказательство прямо перед ним. – Но тогда кем я стал? Как я могу думать, откуда я знаю, кто я, если я не…»

Он посмотрел себе под ноги – их было четыре, а не две. И ноги эти были покрыты густой белой шерстью и заканчивались широкими лапами. Он угадал, сказав, что стал призраком. Это мой волк. Я в теле моего волка.

Неудивительно, что Джон едва не сошел с ума.

Он метался беспорядочными кругами, оскальзываясь и царапая лед когтями. Он чувствовал, что в его голове есть еще что-то, что не вполне принадлежало ему, наверное, душа самого Призрака, глубоко забившаяся внутрь, когда Джон занял тело волка. Дикая, волчья кровь. Оно стало сильнее, и слова исчезли, только лед-огонь-лед-огонь-лед-огонь, жжет все время, жжет…

Дверь открылась, и вошла красная женщина.