Известные теоретики языковой эволюции сходятся во мнении, что прагматические явления имеют фундаментальное значение для возникновения языка (Tomasello 1999, 2008; Sperber and Wilson 2002; Scott-Phillips 2014, 2015). В частности, некоторые из этих авторов утверждают, что именно возникновение способности к "грицевской" или "остенсивно-инференциальной" коммуникации является основой человеческого языка. В основе этих аргументов лежит концепция человеческой лингвистической коммуникации, восходящая к Полу Грайсу (Grice 1957). Главная идея Грайса заключалась в том, что человеческая коммуникация становится возможной благодаря интерпретационному пониманию слушателями коммуникативных намерений говорящих. То, что он называл "значением говорящего", - это вопрос о том, что говорящий произносит высказывание с намерением (а) произвести эффект на психологические состояния некоторого получателя и с дальнейшим намерением (б) произвести этот эффект частично посредством признания получателем этого намерения. Говорящий (или жестикулирующий) намеренно и открыто (или "демонстративно") производит высказывание с намерением добиться от собеседника определенной реакции (как правило, с целью вызвать у него определенную веру или побудить к какому-либо действию). Слушающий догадывается о коммуникативной цели говорящего, распознавая его намерение общаться, и догадывается о содержании этого намерения на основе того, что сказал говорящий. Намерение говорящего реализуется только тогда, когда получатель признает его намерение (и когда это признание играет определенную роль в создании предполагаемого эффекта). Назовем это классической грицевской картиной коммуникации.
С точки зрения Грайса, коммуникативные намерения могут играть основополагающую роль в понимании природы языка, поскольку они не зависят от языка. Грайс считал, что значение говорящего концептуально предшествует языковому значению (Grice 1967[1987]), и предполагал объяснение стандартных значений слов и предложений в терминах общепринятых, конвенционализированных значений говорящего. Это предполагает "прагматически-первый" подход к эволюции языка, поскольку объясняет возникновение конвенциональных семантических свойств языковых единиц (таких как слова и предложения) из актов производства высказываний с коммуникативными намерениями.
Классическая грицевская картина требует не только того, чтобы отправитель и получатель обладали концепциями и делали умозаключения (сознательные или бессознательные), которые развертывают эти концепции. Она требует, чтобы и отправители, и получатели обладали "теорией разума" (далее ТР), то есть способностью приписывать убеждения и другие психологические состояния другим людям (см. главы части IV: Чтение мыслей). Поскольку грицевская коммуникация предполагает такое социальное познание, грицевский подход к пониманию эволюции языка ставит четкую объяснительную задачу: объяснить филогенетическое возникновение этих способностей у наших предков-гомининов. Как говорят Ориджи и Спербер, это подразумевает, что
Язык, каким мы его знаем, развился как адаптация у вида, уже вовлеченного в инференциальную коммуникацию и, следовательно, уже способного к серьезной степени чтения мыслей... Существование чтения мыслей у наших предков было предварительным условием для возникновения и эволюции языка.
Такой подход представляется спорным, поскольку объяснить возникновение такого социального познания - включая способность к пропозициональному и даже рекурсивному мышлению - до появления пропозиционально-композиционного языка представляется не менее сложным, чем объяснить эволюцию самого языка. Таким образом, включение классического грицевского взгляда в рассмотрение эволюции языка означает обмен "языкового Рубикона" на "психологический Рубикон" (см. Bar-On 2013 и главу 28 в этом томе).
Грицевская коммуникация и асимметрия между сигнальщиком и получателем