The Routledge Handbook of Philosophy of Animal Minds

Пика и др. (2005), Ливенс и др. (2005) и Картмилл и Бирн (2007) продемонстрировали стратегическое использование коммуникативных сигналов как шимпанзе, так и орангутанами. Например, при частичном успехе в получении желаемого орангутаны неоднократно использовали жесты, которые пытались сделать ранее. В случае неудачи они избегали неудачных сигналов и пытались использовать более новые жесты, пробуя каждый из них лишь один или два раза. В обзоре этих экспериментов Картмилл и Маэстрипьери (2012) отмечают, что орангутаны должны были сохранять в памяти жесты и действия, которые пытались использовать ранее, чтобы они могли применять поведение, которое приносило частичный успех в получении желаемой пищи, и избегать его в случае неудачи. По их мнению, это исследование показывает, что обезьяны обладают большей чувствительностью к реакции реципиентов и к эффективности собственных коммуникативных действий, чем считалось ранее. Интересно, что Картмилл и Бирн (2007) подчеркивают важность того, что они называют "обычными жестами" - под ними они понимают общевидовые, необучаемые и произвольные жесты, которые контрастируют с подражательными жестами, используемыми в пантомиме. Они утверждают, что эти жесты могут быть лучшими кандидатами, чем иконические жесты, в качестве элементов раннего "протоязыка", поскольку они предъявляют более слабые когнитивные требования к производителям (и, предположительно, к их получателям). И они предлагают искать истоки "намеренного смысла" в "серой зоне" между врожденным реактивным поведением и высококонтекстными коммуникативными сигналами (такими как указание).

Хорошей иллюстрацией серой зоны, а также удивительно тонкой настройки чувствительности аудитории является недавний отчет Крокфорда и др. (2012). Они описывают недавние эксперименты с дикими угандийскими шимпанзе, которые издают змеиные призывы весьма избирательно, в зависимости от того, видели ли получатели призыва змею, были ли они в пределах слышимости змеиного призыва, насколько далеко они находятся от призывающего и насколько они связаны с ним. Можно спорить о том, "оценивают ли звонящие состояние знаний" получателей (как утверждают авторы). Но кажется неоспоримым, что звонящие настроены, отслеживают и запоминают, в частности, внимание других субъектов и их предстоящее поведение по отношению к рельефному ("третьему") объекту, потенциально интересному или важному как для производителя, так и для получателя, о чем свидетельствует сложная схема производства их звонков. А получатели звонков вынуждены предпринимать конкретные действия, чтобы избежать угрозы, о которой их информирует звонок, обходя по пути местоположение угрозы (которая для них невидима).

Пример диких шимпанзе иллюстрирует, как, начав с необученного, но общего и стабильного, естественно осмысленного репертуара вокальных сигналов, производитель, наделенный инструментальным или практическим пониманием20 , и имеющий добровольный контроль над производством сигналов, а также повышенную межсубъектную чувствительность, может начать использовать "механически неэффективные" сигналы в качестве инструментов (или средств), и обладающий добровольным контролем над производством сигналов, а также повышенной межсубъектной чувствительностью, может быть в состоянии приступить к использованию "механически неэффективных" сигналов в качестве инструментов (или средств) для достижения других целей, эксплуатируя их естественный смысл, вместо того чтобы творчески наделять бессмысленный в противном случае, новый звук или жест грицевским смыслом.

В последние годы несколько исследователей предположили, что способность к подражательному вокальному обучению (которую человек разделяет с птицами и некоторыми китообразными, но не с приматами) может пролить свет на эволюцию языковой коммуникации. Эту идею иллюстрирует один из наиболее успешных примеров обучения представителей не приматов - серых попугаев - "использовать элементы английской речи для референтного общения с людьми" (Pepperberg 2007: 359). Используя живой интерес этих птиц к различным предметам в лаборатории, Алекса (а затем и Гриффина) научили (среди прочего) говорить "бумага", "пробка", "кукуруза" - а позже "хочу бумагу/пробку/кукурузу" - чтобы попросить соответствующие предметы и правильно их обозначить, а также шаблону "wanna x/y/z" (например, "хочу вернуться/поесть"), чтобы сделать различные запросы на действия. Произнесение попугаем звуков английских слов не было бесцельным подражанием; оно было целенаправленным, новым и референтным. Таким образом, они соответствуют стандартным современным определениям подражания.