Читаем The Terraforming полностью

Как же ещё нам это понимать? Где наше место? Человеческие тела в этих алгебраических каскадах могут занимать позиции первоначальной движущей силы, промежуточного посредника, рабочей шестерни, поверхности, несущей на себе оттиск, и так далее. Каждая позиция требует своей собственной дисперсии и инвариантности, своих собственных раскрытий, защит и разочарований. В этом отношении автоматизация и экология коэкстенсивны. Автоматизация может являться формой искусственного воплощения, буквального «втелеснивания». Но этот эмбодимент относителен, так как автоматизация никогда не бывает полностью автономной. На уровне экономики в региональном каскаде биотехнической семиотики любое действие, преобразующее мир, может быть поглощено техническим процессом, уже не требующим наличия субъективной воли для осуществления каждой операции. Автоматизировано не только действие, но и воля. В этих распределённых циклах агентность выглядит скорее как иллюзия субъектности, представляющей себя в глаголах, существительных, причинах и следствиях, а вовсе не как фундаментальный исполнитель. Повсеместное распространение автоматизированных машин (как в реальности, так и в проективном планировании) не свидетельствует о том, что одушевленные машины и люди чётко разделены между собой. Скорее речь о том, что их запутанное взаимное протезирование работает разнородно в неравномерно распределенных действиях и противодействиях. Их положение в «пользовательском слое» меняется ежемоментно[60]. Искусственный интеллект (и программное обеспечение в более общем смысле) позволяют относительно автоматизированным технологиям занимать позиции, которые традиционно отводились людям, и наоборот. Что, в принципе, позволяет нам переходить в другие области активного труда – или же нет. Автоматизация действия более не требует обдумывания и принятия решения по этому действию, превращает его просто в устойчивый аспект динамичной, но предсказуемой среды обитания. Мир, повторюсь, создаётся и пересоздаётся не только посредством политических решений, но и путём растворения этих решений в автоматических и протезирующих системах. Применительно к нашему плану важнее всего комплексное понимание путей, которыми наше собственное физическое воплощение и урбанистика не только используют эти автоматизированные протезы, но и сами оказываются результатами воздействия и порождениями этих систем. Мы – существа, живущие на привязи.

Супернавт

Закройте глаза. Представьте себе образ космонавта/астронавта/тайконавта/супернавта в открытом космосе. Его можно интерпретировать по-разному. Перед нами фигура, излучающая активность, воплощение действующей силы – вероятно, особенно в своих собственных глазах. Но я вижу не совершенного космического ковбоя, покоряющего фронтир, а хрупкое животное в раковине, розовую глиняную статуэтку, неспособную покинуть свой дом без искусственной атмосферы, которую берёт с собой, когда выползает наружу. Это существо привязано сразу к нескольким пуповинам, заключено в неорганической плаценте, без которой мгновенно погибнет. И тут мы понимаем, что его состояние – отнюдь не сверхчеловеческое; напротив, оно точно такое же, как наше здесь, на поверхности Земли[61]. Без своих автоматизированных систем жизнеобеспечения мы так же обречены на смерть. И этот человек в нулевой степени, бултыхающийся в невесомости, демонстрирует работу той же непреодолимой технологической ловушки в суровых экспериментальных условиях. Мы не просто используем технологии для выживания: мы развились в симбиотических отношениях со сформировавшими нас техническими каскадами, без них мы – ничто. Как показывают исследования, инвалидность – это не столько особое состояние отдельных тел, сколько некое общее и взаимное состояние, свойственное нам всем. Технологии адаптации – архитектура, сельское хозяйство, антибиотики – позволяют нам, людям с ограниченными возможностями, находиться здесь и сейчас[62]. А именно – в градиентных каскадах взаимной автоматизации, конечным результатом которой станет наше незамедлительное и долгосрочное выживание. Что же до покорителей открытого космоса, то любая миграция за пределы планеты прочерчивает длинные линии скольжения сквозь атмосферу, а затем и за её пределы, в глубокую пустоту: эти космонавты и астронавты – миграционные волны африканских выходцев на орбиту.

Сплавление и исключение

Описанная динамика нерегулярна, что открывает возможность рекомбинации городской инфраструктуры как экономически-экологической. Поскольку люди и машины функционально объединены автоматизированным синтетическим познанием, они же одновременно и разделяемы новыми барьерами, процессами и зонами отчуждения[63].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное
Как мыслят леса
Как мыслят леса

В своей книге «Как мыслят леса: к антропологии по ту сторону человека» Эдуардо Кон (род. 1968), профессор-ассистент Университета Макгилл, лауреат премии Грегори Бэйтсона (2014), опирается на многолетний опыт этнографической работы среди народа руна, коренных жителей эквадорской части тропического леса Амазонии. Однако цель книги значительно шире этого этнографического контекста: она заключается в попытке показать, что аналитический взгляд современной социально-культурной антропологии во многом остается взглядом антропоцентричным и что такой подход необходимо подвергнуть критике. Книга призывает дисциплину расширить свой интеллектуальный горизонт за пределы того, что Кон называет ограниченными концепциями человеческой культуры и языка, и перейти к созданию «антропологии по ту сторону человека».

Эдуардо Кон

Обществознание, социология