The Terraforming

Зоны отчуждения – с их чётко обозначенной и формализованной пространственной топологией от внутрифабричных коридоров до биорегиональных заповедников – широко употребимая стратегия. Это наглядная стратегическая мера искусственной организации каскадов автоматизации, намеренно исключающая вмешательство человека из локального цикла. Она может приниматься с целью защитить людей от несчастных случаев, связанных с работой механизмов, или (что, вероятно, важнее) защитить экологические ниши от последствий нашего потребления.

В рамках The Terraforming мы можем рассматривать такие стратегии прямого исключения людей из процессов как один край спектра потенциально спланированных организационных схем, на другом краю которого – полное сплавление людей и машин. В области возможных переплетений животного и механического тотальное исключение представляет собой схему с чётким разделением на чёрное и белое. Однако реальные экосистемы, наблюдаемые нами в ежедневном режиме, представляют собой многоцветные спектры оттенков в самых разных возможных комбинациях. Короче говоря, поскольку экосистемы – это нередко сцепленные области взаимного протезирования, автоматизация становится основным проектным средством экономико-экологического планирования. Иначе и быть не может.

Тёмные фабрики

Дифференцированное зонирование автоматизации городов и регионов, а также соотношение процессов исключения и сплавления – центральные для The Terraforming темы с точки зрения экономико-экологического проектирования. Даже управляя внегородским, в соответствии с позицией исключённости, мы всё же должны концентрировать и интенсифицировать человеко-машинное сплавление. Вычислительная автоматизация разрывает связи между материальной сборкой и некоторыми социальными отношениями наёмного труда, развивая другие. Она позволяет задействовать уже существующие наработки, прежние модели урбанизации, при этом формирует новые, создающие иную географию присутствия. Новые ниши появляются, старые хиреют. Семиотика таких ниш, даже находясь у нас под боком, может быть абсолютно нам недоступна – не только неясна, но и нечитаема. Вообразите тёмные фабрики, где сложное производство и сборка происходят в какофоническом шуме и без освещения, потому что роботам не нужен видимый свет, чтобы воспринимать, двигаться и работать. В полном соответствии с материалистической теорией медиа[64] этот пример наглядно иллюстрирует зависимость экологической автоматизированной цепи от конкретных адаптивных форм восприятия и передачи сигналов в контексте конкретных ниш. Цепные реакции (от замкнутых циклов до рассеивающихся волн) зависят от успешной последовательности опосредующих функций – воспринимать и реагировать либо сопротивляться и отклонять вступающие в контакт трансформирующие силы. Так, применительно к хорошо отлаженной машине Руба Голдберга направление силы линейно и в то же время восхитительно безразлично к тому, на какой промежуточный элемент она воздействует.

Вне заводских стен процессы нелинейны и представляют собой трофические каскады: мощные косвенные взаимодействия, посредством которых введение или изъятие одной сущности (например людей) ведет к драматическим последствиям вверх или вниз по ретрансляционной цепочке, способным в конечном счёте изменить целую популяцию или ландшафт. Проще говоря, сфера геополитики, которая выглядит как геотехнология, и сфера геотехнологии, выглядящей как геополитика, – по сути планирование автоматизированных трофических каскадов и управление ими. И это то, как смягчаются последствия климатических изменений.

Режим: весь ваш базис

All your base are belong to us [65]

Рассматриваемый нами коперниканский переворот и сопутствующие ему геополитика/геотехнология требуют институциональных средств принуждения, действующих в масштабах реакций, событий и процессов, которыми они призваны управлять. Возникающие при этом проявления суверенитета едва ли будут походить на пресловутые форумы с открытым микрофоном, где любое концептуальное убеждение высказываются публично и сливается с другими в преходящем консенсусе. Vox populi – это средство, а не самоцель; у нас же, напомню, уже есть средства, но нет механизма управления, который обеспечил бы выполнение и автоматизацию решений. Доступные нам инновационные платформы настроены не столько на прорывы, сколько на бесконечное затягивание структурных преобразований. Платформы будущего имеют шанс быть не новым Левиафаном, отдающим чужеродные команды, а чем-то, что способно на практике применить имеющиеся у нас знания и умения[66]. Если так, это переменит или даже перевернёт нормативную последовательность политического представительства, посредством которой мнение становится политикой. Это способ не преодолевать политику с её неопределённостью и путаницей, а скорее воплотить её в жизнь, изобличив как блеф.