Что бы сделал Циолковский с музыкой Сан Ра? У нас есть некоторое представление о том, что Сан Ра думал о Циолковском, о его пёстром наследии – от ракетостроения до коммуникации с внеземными цивилизациями. Оба были одержимы космосом, в котором видели путь к освобождению. Константин Эдуардович верил, что человек должен принять дар от Создателя, чтобы победить саму смерть, воскресить предков во плоти и перейти от Земли к звёздам. Для России он стал первопроходцем в области передового ракетостроения; благодаря ему стала возможна советская космическая программа. Метафутуризм Сан Ра подразумевал эвакуацию колонизированной Земли, выход за её пределы для воссоединения африканской диаспоры[111]
. Экспериментальные симфонии Сан Ра универсальны в той же мере, в какой миграции древних людей из регионов, прилегающих к современной Эфиопии, демонстрируют, что всё человеческое планирование и расселение – артефакты первобытной диаспоры. Если для Сан Ра космос фактически был местом, где «общество, культура и системы переосмысляются, чтобы дать власть угнетённым», то статус космоса как внешнего пространства всегда оставался под вопросом. Пространство вне чего? Космос как путь побега, как чистое пространство (декартово, астрономическое, евклидово и т. д.) сменяется пространством как местом, а не отсутствием места. Земля отправила в космос животных, разнообразные зонды, обнаружила экзопланеты в нашей галактике. Теперь объекты и поверхности других астрономических тел дают достаточные данные для сравнительной антропологии места, недавно описанной Лизой Мессери в работе «Одомашнивание космоса: земная этнография других миров». Космос – это место, и его внешнее положение относительно. Эффект обзора, который он может обеспечить, всегда возможно увидеть в другом обзоре этого обзора. Это бесконечное возвращение – реальное и воображаемое. И есть дом, куда мы должны неизменно возвращаться, независимо от того, как далеко зашли.Смена режима
Проект перемещения общества в «космическое пространство», будь то литературная фантазия или научное предположение, – это способ, позволяющий переосмыслить границы социотехнических возможностей в буквальном и метафорическом вакууме. В прошлом писатели делали своей умозрительной площадкой далёкие острова или стародавние времена, а также дальние звёзды. Люди эпохи антропоцена предпочитают покидать планету, создавая прототипы миниатюрных обществ на поверхностях братского Марса или нашей родной Луны, в управляемой изоляции космического корабля, а потенциально – на планетах, до которых не простираются наши сегодняшние познания[112]
.Во второй половине XX века часть этих проекций воплотилась в форме полетов на орбиту или на Луну. Как Россия или как США: с развевающимися национальными флагами, но одновременно и от имени всей Земли целиком. В некотором смысле установление этой метафорической взаимозаменяемости, при которой одна страна может выступать от лица всей планеты, стало важнейшим геополитическим заявлением космических программ[113]
.Вопрос о том, как мы можем управлять собой и в каких городах, всё так же открыт, невзирая на подавляющие экологические и атмосферные ограничения. Больше возможных ответов рождается, когда вопрос задается «там, снаружи», а не «здесь». Но к чему ждать? Как говорил Бакминстер Фуллер, мы и без этого летим в космосе, прямо сейчас. В этом он совершенно прав, пусть радикальные выводы, которые предполагали его идеи, и оказались одомашнены. Прежде всего, в реальном открытом космосе «климат» оказывается очень насущной, неотложной чрезвычайной ситуацией. Управление кораблем или поселением в первую очередь распространяется на жизнеобеспечение в пределах замкнутой атмосферы, и любая брешь в ней – уже чрезвычайная ситуация, которая приводит в действие (желательно очень быстро) фактическую властную ликвидацию последствий. Можно ли сказать, что проектирование – это только то, что позволяет органической жизни продолжаться в разветвлённой сети киборгических оболочек и пуповин, поддерживающих её основные клеточные и когнитивные процессы? Как ни смотри – сверху ли, снизу ли.
Космическая критика в действии