The Terraforming

По понятным и не очень причинам философия конца XX века утратила интерес к космосу. После запуска первого искусственного спутника, а затем «Аполлона» космос перестал быть горячей новостью, невзирая на то что открытия в ту пору только начались. Немного ранее тревогу выразили Хайдеггер и Арендт, затем французы высмеяли гиперреальную случайность всего этого. Буквально до недавнего времени налицо было некое безразличие, хотя именно за истёкший период мы многое узнали о химии других планет, отправили зонды за пределы Солнечной системы, составили более достоверную карту местной галактики, установили положения экзопланет, определили существование чёрной материи и чёрной энергии[114]. Философия отозвалась на это гораздо более скупо, чем на некоторые другие, менее очевидные глубинные проблемы. А может и не совсем так. Возможно, «космос» видоизменился и вошёл в другие разговоры – о спутниках, необходимых и достаточных структурах архитектуры замкнутого цикла, географическом восприятии и визуализации, подлинно чуждом, продуктивных свойствах отчуждения, телесных протезах, геологическом состоянии культуры, планетарной логистике, эстетике познания длительных периодов времени, изменении климата, антропоцене и других актуальных вопросах. И эти вопросы воспринимаются уже не как внешние, а как существующие в космическом пространстве, которое сегодня является для нас домашней средой обитания. Что, если прямо связать эти вопросы с неофициальной генеалогией философии космического пространства?[115] Насколько иначе тогда выглядят современные исследования в контексте, включающем не только Хайдеггера или Вернера фон Брауна, но и «Красную звезду» Богданова, «Правдивую историю» Лукиана, «Последних и первых людей» Олафа Стэплдона, «Древнюю ночь Вселенной» Семена Боброва, описанные в «Рамаяне» небесные колесницы-виманы и так далее? Любое понимание может стать менее изолированным, если рассматривать его как часть всеобъемлющей теории и практики планетарности. После ряда недавних полётов, от Европы до Плутона, и десантирования постоянных обитателей-роботов на Марсе обсуждение «планетарности» следует рассматривать как предмет более общего исследования сравнительной планетологии[116]. Оглядываясь на Землю как на одну из массы планет, мы должны будем настроить свой угол обзора и направление исследований на такие вещи, как радиолокационная станция «Дуга» в Украине, сверхбыстрое уплотнение городского населения в Азии, авиабаза Туле в Гренландии, геополитика низкоорбитальных спутниковых маршрутов, планы Китая по созданию оснащенных компанией Huawei баз в ледяных кратерах Луны, проект города Масдар как «космического корабля в пустыне», возможное затопление прибрежных мегаполисов, и так далее, и тому подобное. Именно на основе местных условий мы могли бы сформировать программы городского планирования, адекватного любой угрозе надвигающегося 2030 года[117].

Это не единственный способ, но такова общая динамика теоретических и практических исследований, которые предпринимает программа The Terraforming. Мы задаемся вопросом «Кто построит ковчег?» с целью сформировать другое, жизнеспособное городское общество в планетарном масштабе. Вопросы, которые ставит перед нами изображение чёрной дыры, когда мы оглядываемся сквозь неё на поверхность Земли, включают в общих чертах даже этот критический проект[118]. Вопросы заключают в себе проект, а не наоборот.

Мы все – космические псы

В украинской Академии наук в Киеве биолог Ирина Прокофьевна Харитонова хранит стеклянные банки, где в искусственной среде углекислого газа 13 лет прожили мох и орхидеи. Первоначально Харитонова планировала отправить эти банки в космос, чтобы изучить влияние внеземных условий на миниатюрные экосистемы, состоящие из живых организмов и почв. Сегодня они стоят у неё на рабочем столе, ожидая своей очереди отправиться ради нас в разведку[119]. Эти организмы, а вовсе не матерчатые флаги, будут действовать от нашего имени.

В основу своего космополитизма Диоген положил славное сообщество людей, подобное собачьей стае, и возможно поэтому первых космонавтов набирали из взвода закалённых московской зимой бродячих собак. Эти млекопитающие – Дезик и Цыган, Лайка, Стрелка, Белка и Звёздочка – становились обитателями ковчегов, отправляемых в героические странствия вверх, вокруг и вовне. Часть не смогла вернуться и, следовательно, сбежать. Мы остаёмся людьми – и тоже не можем.