The wise man grows happiness under his feet (СИ)

Алекс так и просидел весь фильм чуть ли не у Мэтта на руках, не смея дышать от восторга и нежности, украдкой принюхиваясь, вдыхая запахи сигарет, парфюма и геля для душа. А когда фильм закончился, он прикинулся спящим — совсем как в собственном сне — и Мэтт, насмешливо хмыкнув, не «разбудил» его, а поднял на руки и отнёс в спальню. Алекс забыл, как дышать, и, пожалуй, позволил себе лишнего, обняв Мэтта за шею, но тот, к счастью, снова ничего не заметил и воспринял это объятие то ли как рефлекс, то ли как страх упасть.

Правда, к вящему разочарованию Алекса, Мэтт не стал его раздевать, решив, что домашние шорты и майка вполне годятся для сна, и только накрыл его одеялом. А Алексу так хотелось почувствовать, как сильные пальцы коснутся его бёдер, стягивая шорты, пройдутся по животу и чувствительным бокам. Когда Мэтт вышел, Алекса аж перетряхнуло от подобных мыслей, и возбуждение нахлынуло ещё сильнее, чем прошедшей ночью. Он вспоминал зелёные глаза, насмешливую улыбку, сильные руки, бережно отнёсшие его в спальню, и его трясло одновременно от слёз, смеха и возбуждения. Это была настоящая истерика, и Алекс не знал, что делать — бежать вниз и попить воды, чтобы перестать смеяться, идти в ванную умывать лицо, чтобы перестать рыдать, или снова бежать в душ и снова трахать кулак, вспоминая столь желанные прикосновения.

В конце концов, он решил отправиться именно в душ, ведь там можно было и умыться, и принять холодный душ, чтобы успокоиться, а при большой необходимости — даже воды попить.

***

Достаточно было пары дней, чтобы Алекс понял, что влюбился. Конечно, он и сразу думал именно так, ведь, в отличие от Мэтта, он не был склонен к бездушной похоти, и своё неожиданное желание объяснял в первую очередь чувствами, а не инстинктами. Но всё же он надеялся в глубине души, что это какое-то временное помутнение рассудка, игра гормонов или ещё что-то в этом роде, но его надежды оказались тщетны. Он втрескался по уши, и сопротивляться этому не было сил.

Мэтту, конечно, он ничего не сказал, но от этого было ещё хуже и поганее на душе. Ему очень хотелось поделиться с кем-то, хотелось поддержки, но он никому не посмел бы признаться в своих неправильных, ужасных чувствах, а потому вынужден был молчать и держать всё в себе, каждую секунду боясь, что эмоции пробьют дыру в его выдержке и селевым потоком хлынут наружу. И услышит это именно Мэтт, потому что именно он, конечно, окажется в этот момент рядом.

Чувствуя, что держаться больше не в силах, Алекс принялся доказывать сам себе несостоятельность и нелепость собственных чувств. Он отнюдь не был глупым, несмотря на юный возраст, и, рассуждая про себя, находил очень зрелые, рассудительные и даже убедительные аргументы.

Конечно, он влюбился, но это ненадолго. Столько лет он прожил в приюте один, не имея ни единой родственной души, и вдруг — Мэтт. Человек, который заменил ему всех: отца, друга, брата. Стал единственным, с кем он, Алекс, общается ежедневно. Само собой, все свои чувства — и сыновние, и братские, и дружеские, Алекс направлял на него. И естественно, что и проснувшаяся любовь оказалась направлена на него же. Просто потому, что больше не на кого было. Он так любил Мэтта по-дружески, так тянулся к нему, что, в конце концов, прорезались и другие, более взрослые чувства.

Но это пройдёт, точно пройдёт. Эта влюблённость — плод смешения благодарности, привязанности и дружбы, которая исчезнет, как только Алекс пойдёт в школу, когда у него появятся друзья среди ровесников. Тогда Мэтт останется ему отцом, друзья не будут иметь к нему никакого отношения, а влюблённость, а точнее, весь нерастраченный запас чувств, будет направлен на какую-нибудь милую девчонку. А может, на милого мальчишку — это Алексу было неважно (новое открытие, которое он для себя сделал — поразмыслив и взвесив всё ещё раз, он понял, что и правда способен любить человека вне зависимости от его пола). Важно было, чтобы не на Мэтта.

Если бы Мэтт слышал его рассуждения, он похвалил бы его за вдумчивость и за зрелость суждений. Удивился бы, наверное, что его птенчик способен настолько трезво оценивать собственные чувства и их истоки.

Но Мэтт, конечно, не слышал и ничего не знал.

Алекс, доказав себе неизбежность, закономерность и быстротечность своей влюблённости, немного успокоился. Он убедил себя в том, что чувства скоро пройдут, и он должен просто перетерпеть, просто переждать, и всё. И он действительно решил терпеть и ждать — тем более что было начало августа, и учёба должна была начаться уже через месяц, а ведь именно она была решением всех проблем.