The wise man grows happiness under his feet (СИ)

— Вот поэтому я и сказал, что ты меня не знаешь, — отрезал Мэтт. — А раз не знаешь, то и любить не можешь.

— Могу, — упрямо ответил Алекс. — Могу. Верить или не верить — твоё дело. Я же сказал, я не жду от тебя взаимности. Я от тебя вообще ничего не жду.

— Обиделся? — смягчился Мэтт.

— Ещё бы. Даже если ты в любовь не веришь, то отвечать так, как ты мне сейчас ответил — низко. Я к тебе с душой, а ты меня сапогом.

— Ну прости, прости, — Мэтт совершенно как раньше, по-отечески притянул Алекса к себе и потрепал по волосам. Откровенный разговор, кажется, сбавил напряжение между ними. — Мне не нравится, когда мне лезут в душу, вот и всё. А теперь пойдём поедим, а то ты из меня прямо всю душу вытряс. Идём.

***

На весь оставшийся вечер они всё-таки разбрелись. Столь откровенный разговор, в первые минуты принёсший обманчивое облегчение, обнажил их друг перед другом, и теперь было стыдно даже поднять взгляд. Может, так же стыдно, как если бы они проснулись утром в одной постели после бессонной ночи.

Алекс снова затаился у себя в комнате, наигрывая на гитаре простенькую мелодию, а Мэтт обосновался в кабинете, соврав, что ему всё же надо поработать.

Ничего ему было не надо. Просто в кабинете был бар, встроенный в один из громоздких чёрных шкафов. Бар был и в гостиной, но пить там не хотелось. Окончательно падать лицом в грязь, признавать своё поражение — вот что бы это значило. Разве Алекс бы не понял, что он надирается с горя? А может, он и так знает. Догадливая маленькая зараза. С удивительно умными глазами взрослого человека. С глубокими карими глазами в обрамлении мягких длинных ресниц.

Мэтт плюнул со злости и налил себе ещё виски. Мысли туманились и расплывались, голова приятно кружилась, и на душе становилось легко-легко, будто тяжёлый груз упал с плеч. Мэтт уже не следил за тем, сколько раз доливает в бокал. Было плевать. Всё равно, что завтра с самого утра надо будет на работу, всё равно. Напиться было надо, «необходимо нужно». Ужас, какая нелепая фраза. Кто так писал? Гоголь или Чехов? Мэтт не помнил. Читал когда-то в детстве, когда мать ещё пыталась учить его русскому. Но это словосочетание врезалось в память, он сам не знал, почему. Он помнил, что в современном русском «необходимо» и «нужно» — синонимы, и употреблять их вместе было бы тавтологией. «Необходимо нужно». Он даже не помнил, кто это написал. Но зачем-то громко произнёс по-русски:

— Необходимо нужно.

Нужно что? — спросил он сам себя, но ответа не нашёл. Так что же ему, чёрт возьми, нужно? Чтобы кто-то его любил? Нуждался в нём? Видел в нём смысл своей жизни? Не об этом ли он говорил с Экси в мае, не на одиночество ли жаловался? С появлением Алекса одиночество отступило, но, как оказалось, ненадолго. Он вскоре понял, что Алекс ведь и правда вырастет, куда-то исчезнет, будет жить отдельно и звонить ему по праздникам. Алекс станет ему чужим. Опять.

Пожалуй, привязать его к себе, сделать своим любовником, было бы выходом. Он ведь так возвышенно говорил о любви в гостиной. Чуть не плакал. Стоит намекнуть ему, стоит сказать слово — и на ближайшие несколько лет Мэтт получит гарантию. Гарантию его присутствия.

А что потом?

Время потечёт быстро. Мэтт старше Алекса… на сколько там? Кажется, на тринадцать лет. Через пять лет Алексу будет двадцать один. А Мэтту — тридцать пять. Мужчина среднего возраста. А ведь Алексу будет хотеться чего-то другого. Кого-то молодого, близкого ему по духу. Может, девчонку, в конце концов. И тогда, когда Мэтт привяжется к нему, расставание будет ещё больнее. И унизительнее. Лучше быть отцом, от которого сын закономерно ушёл в собственную жизнь, чем стареющим папиком, от которого молодой любовник убежал к ровеснику.

Мэтт даже на секунду не мог допустить, что стоит ему поманить пальцем, Алекс станет ему не любовником, а верным супругом на всю жизнь. Надёжным тылом, союзником, опорой. Мэтт просто не верил, что так бывает.

Не верил, и потому напился. Не до зелёных чертей, но до идиотской, сумасбродной смелости. Все мысли, всё, что заставляло его быть осторожным, отошло на второй план, и он опомнился только когда постучал в дверь алексовой комнаты.

— Да? Заходи, — ничего не подозревающий Алекс ответил вполне дружелюбным и даже весёлым голосом.

Правда, когда Мэтт вошёл, Алекс сразу понял, что к чему. Он заметно покачивался и смотрел тяжело, исподлобья, но как-то размыто и совершенно очевидно пьяно.

Алекс не испугался. За недолгое время своей влюблённости он узнал, что такое боль и выжигающее всё внутри отчаяние. Он полностью оправдывал желание Мэтта напиться. Он бы, может, тоже напился, если б ему это пришло в голову в то воскресенье, когда он застал Мэтта в постели с любовником. Он даже пожалел, что не напился тогда.