The wise man grows happiness under his feet (СИ)

Мэтт ошалело смотрел на умиротворённое лицо человека, которого до этой ночи считал сыном, не в силах ни сказать что-то, ни сделать. Он только рассматривал Алекса пристально, внимательно, даже дотошно, пытаясь выискать в нём что-то низкое, порочное, что должно было проявиться на его лице после этой ночи. Какую-то печать разврата, которую он привык видеть на лицах всех своих партнёров. Он смотрел на безмятежно сомкнутые, даже не подрагивающие ресницы, на губы, на которых затаилась тень улыбки, на розовые щёки. Нет, он не изменился. На его лице всё так же сияла чистота и невинность, как бы нелепо это ни звучало.

Мэтт драл его, поставив на колени и придерживая за шею, шлёпая по заднице, а этот гадёныш продолжал сиять мягким светом детства и непорочности.

Мэтту было почти физически больно. Он не любил Алекса. Произошедшее ночью было плодом опьянения, их откровенного разговора и проявленной Алексом инициативы. То есть, он любил Алекса, но всё ещё по-отечески. И теперь перед ним стоял выбор: либо сказать Алексу правду — это была ошибка, пьяная распущенность, не больше — и разбить ему сердце. Либо сказать, что этой ночью он понял и осознал всё, что чувства взаимны, подписаться на серьёзные отношения с собственным сыном и обязаться хранить ему верность. Блядство!

Он не хотел ни того ни другого. Разбить сердце влюблённому мальчишке было ужасно, а изображать чувства, строить влюблённого из себя было ещё хуже. Врать-то при этом надо было не только Алексу, но и матери, сестре, вероятно, друзьям, которые рано или поздно узнают обо всём. Надо будет очень следить за собой, чтобы не запутаться в этой лжи.

От раздумий Мэтта отвлёк Алекс: он сонно завозился, потянулся и перевернулся на спину, расслабленно раскидывая руки. На лице его наконец-то показалась улыбка, которая долго порхала с уголков губ к глазам, не решаясь проявиться в полную силу. И лицо его при этом осветилось таким счастьем, что Мэтт с ужасом понял, что не сможет.

Он не сможет уничтожить эту счастливую улыбку. Он не позволит этому мальчику разочароваться, как разочаровался когда-то сам. Пусть всё будет, как будет. А когда Алекс захочет уйти, Мэтт просто его отпустит. Снова станет ему отцом, благословит на брак с девчонкой, которая однажды встретится ему в колледже, и будет медленно стариться, возиться с их детьми и вспоминать эту улыбку, которая заставила его наделать столько глупостей.

Алекс так и не проснулся. Ни когда Мэтт одевался первый раз, чтобы вывести пса, ни во второй, когда он переодевался в деловой костюм перед выходом на работу.

Мэтт знал, что его молчаливый уход снова будет выглядеть как бегство, и как раз этого допустить не хотел. Он понимал, что почувствует Алекс, проснувшись и не обнаружив его рядом, поэтому решил, что надо оставить записку. Он выдрал листок из ежедневника, достал ручку и, присев на кровать, написал крупным почерком:

«Я хотел бы быть с тобой этим утром, но я предупреждал, что сегодня важный день. Не могу его пропустить. Жди меня к пяти часам. Отдыхай.

Я люблю тебя.

Мэтт»

Он понимал, что стоит выбросить эту записку, стоит уехать, а потом сказать, что всё было ошибкой — и он избежит добровольного рабства. Но он уже знал, что никогда так не сможет. Поэтому он оставил листок на своей подушке, последний раз глянул на растянувшегося в его постели Алекса и вышел.

Алекс, проснувшись, долго не открывал глаза, не смея поверить своему счастью. Он не строил иллюзий по поводу Мэтта, нет. Он знал, что это только на один раз. Но и единственного раза ему было достаточно для счастья. Он вспоминал всё, что происходило ночью, и его пробирала лёгкая дрожь; он улыбался, не открывая глаз, вспоминая сильные руки, ласкавшие его во всех мыслимых и немыслимых местах, собственное возбуждение и чувство сумасшедшего, опьяняющего счастья.

Потянувшись, он приподнялся и, зная, что Мэтт ушёл, завалился на его подушку. Что-то сухо хрустнуло, и Алекс вытянул из-под себя записку. Он пробежал её глазами несколько раз, не веря тому, что написано, и сначала обрадовался.

Но он был слишком умён, чтобы не понимать, что к чему.

Мэтт не хочет сделать мне больно, — подумал он. — Он просто жалеет меня.

***

Когда Мэтт вернулся домой, Алекс начал разговор именно с этого. Отстранил Мэтта, который хотел его обнять, и серьёзно, тихо сказал:

— Не надо. Я не девочка, и ты не обязан после этого жениться на мне. В том, что произошло, виноват я, и ты можешь не переживать. Я не жду и не требую от тебя взаимных чувств, — голос его наконец дрогнул. — Я только надеюсь, что это ничего не испортит окончательно.

Мэтт приподнял за подбородок его опущенное лицо и мягко улыбнулся. Почему-то эта улыбка вселила в Алекса нелепую надежду, что утренняя записка всё же была правдой.

— Это вообще ничего не портит, детка, — отпустив его подбородок, Мэтт погладил его по щеке. — Я люблю тебя. Просто иногда надо наебениться в хлам, чтобы осознать собственные чувства. Даже пьяный, я бы никогда не допустил этой ночи, если бы знал, что не люблю тебя. Иди ко мне.