The wise man grows happiness under his feet (СИ)

Мэтт лениво дрочил ему, зная, что и этого неторопливого ритма Алексу хватит. Так, наоборот, получалось растягивать удовольствие. Мэтт, хоть и помнил их первую ночь смутно, точно знал одну вещь: Алекс, как и все мальчишки, кончает чересчур быстро. Мучить его долго вряд ли получилось бы, но всё равно хотелось.

Он убрал руку с члена и провёл полной ладонью по груди и животу, влажным от пота, по шее. Алекс протестующе замычал, и ладонь бережно, совсем не страшно сдавила его горло. Было совершенно очевидно, что Мэтт не собирается на полном серьёзе душить, но сама мысль о том, что он может это сделать, что он сильный, что, в общем-то и целом, Алекс перед ним беззащитен, сделала своё дело. Стоило ладони сжаться чуть сильнее, как Мэтт с лёгкой досадой понял, что первую победу на его сегодняшний счёт можно уже записывать.

Алекс лежал перед ним всё так же, раскинув руки и до упора разведя ноги, расслабленный первым оргазмом, с белесым пятном спермы на животе.

— Нет, ну надо же, — посетовал Мэтт, подтягивая шорты с края постели и протирая ими по-детски мягкий живот, — кто бы знал, что чтобы ты кончил, тебя надо держать не за член, а за горло.

Алекс был не в силах рассмеяться, поэтому только улыбнулся, устало склоняя голову набок.

— Ты там что, спать собрался? — Мэтт нахмурился, ухватил Алекса за правую лодыжку и, задрав ногу чуть ли не до плеча, звонко шлёпнул по подставившейся ягодице.

Алекс крупно вздрогнул, и его глаза опять заволокло бессмысленной дымкой. Мэтт снова отбросил шорты, но на этот раз на пол, и сам встал с постели. В нижнем ящике тумбочки было всё необходимое: тюбик смазки и презервативы. Глянув на развалившегося в бесстыдной позе Алекса, Мэтт взял несколько, чувствуя, что если даже в процессе Алекс заснёт, это не заставит его остановиться.

Вернувшись на постель и, снова устроившись между разведённых ног, Мэтт положил сбоку ненужные пока презервативы и ещё раз прошёлся руками по груди и бокам, переходя на бёдра; огладил острые коленки, спустился дальше по тонким загорелым икрам, царапнул выступающие косточки, а потом, крепко обхватив ступни, прошёлся большими пальцами по внутренним сторонам с удивительно нежной кожей. Алекс ахнул и вскинулся. Мэтт хмыкнул и провёл ещё раз, и ещё, и ещё, с чувством глубочайшего удовлетворения видя, как мальчика подбрасывает на постели от его прикосновений.

— Кажется, я нашёл у тебя точку G, да? — задумчиво протянул Мэтт и, устроив левую ногу у себя на плече, вторую поднёс к губам и лизнул от пятки до самых пальцев.

Алекс издал непередаваемый отчаянный звук и, предательски упёршись левой ногой Мэтту в грудь, попытался вырвать у него из рук правую, но, к счастью, безуспешно. Мэтт только сильнее сжал худую лодыжку и, хищно улыбнувшись, вобрал в рот большой палец. Алекс зажал рот рукой и жалобно глянул влажными от слёз глазами поверх собственной ладони.

— Да ты кричи, кричи, не бойся, — Мэтт куснул выпирающую косточку. — Мы с тобой в доме одни, так что не сдерживайся.

На этот раз он взял в рот сразу несколько отчаянно поджимающихся пальчиков, и Алекс заизвивался, как угорь, сначала вскрикнул, а потом заскулил на одной высокой ноте, будто плакал. А Мэтт не отказывал себе в удовольствии послушать настолько искренние, настолько жалобные стоны. Закончив с правой ногой, он принялся за левую, и Алекс хныкал, чуть не плакал, просил остановиться, а потом, убедившись, что его мольбы не будут услышаны, потянулся рукой к члену. Мэтт вовремя это заметил, пресёк всякие попытки передёрнуть, но и ноги оставил в покое.

Он подумал, что раз уж у Алекса дело дошло до дрочки, то с прелюдиями и впрямь пора завязывать.

Он опять приподнял его ногу, удерживая за лодыжку, и прижал к плечу, сгибая Алекса пополам; одной рукой попытался отвинтить крышку тюбика, но тот выпал, и Мэтт, подобрав его из шёлковых простынных складок, передал Алексу.

— А ну-ка открой и выдави мне на пальцы.

Алекс вспыхнул; щёки его пошли красными пятнами, но он послушно отвинтил крышку и выдавил Мэтту на руку прозрачной вязкой массы, коснувшись пальцами его пальцев. Почему-то его смутило именно это: не то, как Мэтт осыпал его грудь и живот поцелуями, не то, как ласкал его член, сжимал горло, вылизывал ноги, а именно это — прикосновение руки к руке. Это было что-то из старого мира, когда они ещё не были любовниками, а были отцом и сыном, и в подобном прикосновении не было никакого подтекста. Когда Мэтт облизывал и покусывал его соски, это было непривычно и так же ново, как их отношения. А вот касание пальцами пальцев было привычно, было отголоском их дружбы, и потому показалось чем-то неестественным.