The wise man grows happiness under his feet (СИ)

А уж в своих племянницах он и вовсе души не чаял, так что день рождения Полли был очень даже весомым поводом выбраться из своей роскошной холостяцкой берлоги, перестать предаваться безудержному разврату и с головой окунуться в семейные радости. Когда он приехал, девочки повисли на нём, как две обезьянки, и он, возясь с ними, ощутил привычное тепло в душе и лёгкий укол зависти — его в будущем не ждало семейное счастье с детишками и пикниками после воскресной службы.

Целый вечер он провёл у Экси, наблюдая с ласковой насмешкой, как маленькая Полли играет с подаренной им куклой, которая была чуть ли не выше её самой, как Эмма таскает везде плюшевого медведя, подаренного им же, как они танцуют под детскую музыку, считая себя сказочными принцессами. Времени хватило на всё: Мэтт был человек занятой и из-за работы редко виделся с сестрой и племянницами, так что в тот день он решил компенсировать почти месяц разлуки и пробыл в гостях до часу ночи. И, зная, что он останется надолго, а девочки уже лягут спать, сначала он повозился с ними. Его силы воли хватило даже на то, чтобы посмотреть с ними мультик и сделать вид, что ему интересно.

А когда Экси уложила их спать, сняв разноцветные пышные платьица, можно было пообщаться уже и со старшими членами семьи. Он вернулся в гостиную, где сидели его мать и Джо, муж Экси, устроился на диване, и они долго, тихо говорили обо всём: о том, что случилось за тот месяц, что они не виделись, о политике (Мэтт и Джо даже немного повздорили, но Экси вмешалась), о том, что Эмма на следующий год тоже идёт в школу.

Около полуночи Мэтт и Экси вышли на крыльцо покурить, оставив Маргарет и Джо в гостиной. Экси курила длинные тонкие сигареты со вкусом вишни, и Мэтт, хоть его и выворачивало от их запаха, стоически терпел — он слишком редко виделся с ней и, тем более, слишком редко мог побыть с ней наедине, чтобы привередничать из-за запаха. Он поднёс ей зажигалку, и она, затянувшись, кивнула.

— Ну, как твои дела? — начала она, приобнимая его со спины и прижимаясь щекой к его плечу, как в детстве. — Я знаю, с Джо ты говоришь про политику и бизнес, но мне не интересно. Со мной можешь поговорить о себе. Я соскучилась.

— А что обо мне, — Мэтт вывернулся из-под её рук и приобнял за плечи. — У меня всё как всегда. Я, знаешь, как в какой-то водоворот попал, а выбраться не могу. Помнишь, мы с тобой в детстве мечтали стать богатыми и знаменитыми? — Экси прыснула и кивнула. — Ну вот, я стал — по крайней мере, богатым. А теперь, когда я кручусь, как белка в колесе, вкалываю, как проклятый, работаю до полуночи, не меньше, чем любой секретарь в корпорации, а то и больше, а потом еду домой, а там меня ждёт Макс, с которым ещё и гулять надо, я спрашиваю себя — нахуя? Чего ради я всё это делаю, а, Экс? Вот у тебя дети, и ты работаешь — ну, тебе уж лучше знать, для чего: чтобы купить Полли тетрадки, чтобы кормить девчонок этой вашей здоровой пищей, чтобы купить Джо новый галстук. А я для чего? Чёрт знает, что-то меня несёт. Кажется, я напился. Извини.

— Ничего, — Экси потушила сигарету о дно пепельницы и задумалась о том, что в словах брата прозвучало куда больше боли и растерянности, чем он бы позволил себе, будь он трезв. — Ты чувствуешь себя одиноким. Я права?

— Иногда, — он достал новую сигарету и прикурил от предыдущей. — Чёрт возьми, просто в моей жизни нет никакого смысла. Я живу, чтобы богатеть, Господи, вот докатился. Не лучше ли сразу сдохнуть?

— Сдурел? — Экси привстала на цыпочки и отвесила ему лёгкий подзатыльник. Сигарета выпала у него из руки и закатилась бы в щель, но он успел притушить её ногой, нагнулся и, подняв, бросил в пепельницу.

— Что творишь, бешеная? — улыбнулся он. — Могла свой же дом спалить. Ладно, пошли.

— Не-а, не пошли. Ты не закончил, а тебе надо выговориться. Хочешь, я принесу тебе ещё выпить?

— Для смелости, что ль? — уточнил он.

— Ну, если хочешь, для смелости. Я же твой вечный психоаналитик, ну так излей душу, а то ещё месяц будешь негатив копить.

— Принеси, — согласился Мэтт и достал новую сигарету взамен той, что упала.

— Вот, — Экси вернулась и протянула ему стакан, и он хлебнул, обжигая губы и горло крепостью коньяка, плескавшегося на самом дне. — Рассказывай.

— Да нечего рассказывать, Экс. Я как говно в проруби. Плаваю, но не понимаю, зачем. Боже, не думал, что доживу до такого. Мне тридцать, а я не знаю, зачем мне жить.

— Займись благотворительностью, — она пожала плечами. — Знаешь, иногда, чтобы помочь себе, надо сначала помочь другим.

— Я уже помог. Не работает.

— А, ты про того паренька? Да, мама рассказывала. Ну, так этого мало. Да и это не благотворительность, ты просто вернул его туда, где он должен быть. И забыл напрочь, ведь так?

— Пожалуй. Я даже лица его не помню. Засранец украл у меня пять баксов и сбежал, а я его не помню.

— Так вспомни. Твоя беда в том, что ты хочешь быть кому-то нужным.

— Но я никому не нужен? — горько уточнил он. — Даже тебе?