The wise man grows happiness under his feet (СИ)

— Здрасте, — неуверенно промямлил Алекс, и веснушчатый отозвался слабым эхом, продолжая скоблить давно пустую банку.

— Привет.

Повисло неловкое молчание. Алекс, здороваясь, поднял голову и обнажил фингал под левым глазом и рассечённую в драке губу, и Мэтт ощутил себя виноватым — это именно он вернул паренька в приют, хотя знал, что его колотят.

— Ну… как ты тут? — спросил Мэтт, делая шаг вперёд. — Я вот решил, что надо бы тебя навестить. Я был слишком груб с тобой тогда, — сил хватило только на признание своей вины, но не на «извини». — Вот, я тут тебе кое-что привёз, а то на тебя больно смотреть. Эта футболка, наверное, и мне-то велика.

— Спасибо, — Алекс протянул неуверенно, всё ещё не понимая, зачем Мэтт явился опять нарушать его покой. — Но я не могу взять. С какой стати?

— С такой, что я тебе дарю. Переодевайся, я привёз тебе ещё кое-какой еды. Что можно хранить — сдашь вашим церберам, а что нельзя, съедим сейчас. У вас тут есть, где посидеть?

— Ну, на первом этаже платная столовая, она как кафе. Можно там. Но зачем вы это делаете? Я же вам никто.

— Ну, не скажи, — Мэтт пожал плечами. — Я приютил тебя тогда, значит, мы не совсем незнакомцы. Знаешь, я не думаю, что мы встретились случайно. Случайностей вообще не бывает.

— Вы что, буддист? — спросил Алекс, вытаскивая из пакета кеды.

— Нихуя подобного, я фаталист. Давай, одевайся как человек — и пошли поедим.

Алекс вытащил всё остальное — джинсы, толстовку и футболки, спиной ощущая пристальный взгляд конопатого. Пристальный и завистливый. Сэнди не был его врагом, так что с ним можно было поделиться.

— А можно я отдам одну футболку Сэнди? — спросил Алекс, косясь на рыжего, забывшего свой йогурт. — Ему тоже хочется.

— Отдай. Но скоро вас всех оденут, как новеньких. Я внёс сумму на счёт приюта и буду лично следить за тем, чтобы деньги пошли не в карман Бэкет, а на вас. Так что ты, Сэнди, скоро будешь красавчиком, — Мэтт подмигнул рыжему.

Сэнди улыбнулся, обнажая кривые зубы и, сняв серую растянутую футболку, напялил на себя ту, что отдал ему Алекс — чёрную с ярким принтом.

— Так, ты давай переодевайся, а я тебя подожду в коридоре, — сказал Мэтт и вышел, прикрыв за собой дверь.

Алекс возился недолго — через пять минут он вышел из комнаты неузнаваемый и весёлый, одетый ярко, как и полагается мальчишке в шестнадцать лет.

— Ну вот, другое дело, — заметил Мэтт, одобрительно глядя на него. — А то хмырь какой-то был. Идём.

Они спустились в платную столовую, оформленную со вкусом и явно с душой, и Мэтт, насмешливо улыбаясь, наблюдал за тем, как Алекс жадно жрал пиццу, картошку с бифштексом, пирожок с корицей, да так, что аж за ушами трещало.

— Вас что, вообще не кормят?

— Кормят, — ответил Алекс, запихивая в рот конфету. — Но ланч был в четыре, а до ужина ещё далеко.

— Ну, теперь тебе ужин, я вижу, не понадобится. Можешь отдать Сэнди и его.

— Может быть, если не успею проголодаться, — Алекс шумно хлебнул сладкий чай и удовлетворённо откинулся на белую металлическую спинку стула. — Так скажите, зачем вы всё это делаете? Зачем я вам сдался?

— Тебя не касается, — Мэтт скорее умер бы, чем рассказал Алексу, что надеется заполучить его привязанность и дружбу, чтобы хоть как-то скрасить свою одиноко-развратную жизнь. — Тебя кормят, одевают — радуйся и помалкивай, ясно? Считай, что во мне проснулся альтруизм.

Алекс только хмыкнул, не желая показывать, что он понимает куда больше, чем ему бы стоило.

Они посидели в столовой около часа, неловко разговаривая, пытаясь заполнить возникавшую то и дело тишину, а потом Мэтт ушёл, надеясь, что его блажь пройдёт и он удовлетворится разовым посещением и пожертвованием на счёт этих кудрявых, убого одетых юнцов.

Но нет, не прошло. Вернувшись домой, Мэтт постарался ни о чём не думать, но приветливая улыбка, которой одарил его Алекс при расставании, не давала ему покоя, кислотой разъедая память, пока он не сдался. Через пять дней, поняв, что бороться с искушением бессмысленно, он поехал в приют, чтобы снова увидеть эту улыбку — и Алекс, который за пять дней решил, что приступ альтруизма кончился, улыбнулся ему ещё более широко, признательно и счастливо.

Мэтту, на самом деле, чужие люди никогда так не улыбались. Только родня да чёртов Лукас, закадычный мэттов друг, уехавший в Испанию и теперь даривший улыбки только в Скайпе. Клиенты улыбались по-деловому холодно, мелкие бизнесмены, желавшие залучить Мэтта в партнёры — подобострастно, однодневки — томно и кокетливо. И никогда никто вот так — открыто, радостно, искренне.

Мэтт, отвечая на улыбку Алекса, подумал, что ещё чуть-чуть, и эта улыбка станет наркотиком, болезненной манией. В глазах мальчика уже просматривалось то, чего Мэтт так ждал: уважение, привязанность и наивная детская дружба.