…Сигнал к подъему раздался в семь часов. В одной гимнастерке я выскочил на улицу, чтобы умыться. И… теперь, какой была в 1972 году туркменская зима. А была она такой, какую не видывали даже старожилы. Долой жаркую пустыню, долой верблюдов. Стоял мороз минус 25. Добежать до сортира, почистить зубы еще было возможно. А потом… Шинелька-то была летней, как у немцев в сорок первом под Москвой (даже стало их немного жаль), спасибо маме, затолкавшей в чемодан теплый свитер. Можно было бы и не писать, но в феврале по утрам в военно-марыйском летнем сортире стояло три сантиметра ледяной мочи. Днем она к тому же таяла.
Чтобы закончить тему марыйского климата: в апреле того злосчастного года утром, случалось, было минус 15, а днем – плюс 15. Утром напяливали зимние солдатские шапки, а после обеда ходили с непокрытой головой, чем раздражали редкие, но злобные патрули.
Ловко намотав портянки – очевидно, это наследственное (один мой предок служил в царской армии), и облачившись в шинель, вместе со всеми я залез в автобус, и мы отправились в вышеупомянутую в/ч на смотр.
Там уже находился зам по тылу ТуркВО генерал-майор Положенцев, небольшого роста человек, которого мы заранее раздражали. Построили нашу переводческую группу, которая, смотрелась бандой анархистов или басмачей, вроде войска Абдуллы из «Белого солнца пустыни». По выражению наших физиономий – так точно. Ну не пялились мы на генерала, как положено по уставу. Для нас он был неизвестным, непонятным существом, как в сериале «Пришелец». Вот только пришельца в погонах никто не боялся.
Теперь поставьте себя на место Положенцева: выстроились, точнее столпились, штафирки с неуставными лицами, переглядываются да еще и плечами пожимают. Да еще и одеты с нарушениями «формы одежды» (есть такое армейское выражение, означающее все, что на тебе надето – от шапки до сапог, причем за нарушение этой самой «формы одежды» могут и наказать).
На правом переводческом фланге топтался немолодой азербайджанец в офицерских погонах без звездочек и в пирожке вместо фуражки. В таких пирожках во время ноябрьского парада стояли на Мавзолее члены Политбюро ЦК КПСС. За ним построились рядовые, за ними лейтенанты, потом опять рядовые. Построить нас в соответствии со званием или ростом никто не догадался. Генерал не знал, с чего (с кого) начать.
Начал он с «пирожка», представившегося «такой-то, такой-то – офицер без звания». Генерал остолбенел. Потом донеслось: «Такого не бывает, вы что, здесь охренели?» – повернулся он к одному из местных начальников. Ответом было молчание. На следующий день офицер без звания получил звездочку и в один миг стал младшим лейтенантом.
Несчастный генерал отправился на левый фланг и продолжил обход. Я стоял где-то в середине строя. Пройдя мимо, он опустил взгляд и увидел шинель выше колен – подрезали ее несколько человек, и каждый хотел как лучше. Наши глаза встретились.
«Это, б…, что?» – задал он вопрос, наверно, самому себе.
Потом повернулся и пошел вдаль. Смотр на этом закончился. Говорят, что наш генерал хотел проинспектировать еще и арабов, но его, к счастью, отговорили.
В Центре обучались египетская бригада и сирийский дивизион ПВО. Сирийский и египетский народы, мягко говоря, между собой не всегда дружат. Об этом, например, тактично упоминает в своей книге «Арабы» Ольга Бибикова. Это не помешало им скинуться в 1958 году на Объединенную Арабскую Республику (ОАР), прожившую до 1961 года. От ОАР у меня сохранились лишь почтовые марки. С институтских времен помню текст (его было приказано заучивать наизусть): «Арабское единство – есть истинная реальность». В Марах, когда сирийцы узнали, что они случайно вымыли после обеда тарелки за египтянами, то заставили их, египтян, перемывать всю посуду.
Вскоре выяснилось, что приехал я в Мары зря. Переводчиков, работавших с техникой, было в избытке, и меня некуда было пристроить.
Гражданские переводчики маялись с технической терминологией, которой их никогда не учили, и выкручивались как могли. Бывало так: арабский гость брал в руку деталь, произносил ее название, а несчастный переводчик заучивал новое словечко.
Легче было курсантам Военного института иностранных языков (ВИИЯ). Их техническому переводу худо-бедно учили. Они смотрели на гражданских с оттенком снисходительности, элегантно носили курсантскую форму и, пользуясь современным сленгом, тусовались отдельно.
Короче, за ненужностью по части технического перевода, попал я на спецкурс «Советский Союз», где не было никаких терминов, зато требовалось рассказывать о Советском Союзе, доказывая его преимущество перед всеми прочими, а заодно ежеутренне выступать с правильной политинформацией.
Делать это для своих – раз плюнуть. Но вещать арабам на арабском языке… Да еще отвечать на их вопросы… Лучше уж про рычаги, выключатели и гайки.