Титан (The Titan)

To him, as he looked at her now, she was the antithesis of anything he could brook, let alone desire artistically or physically.	Он смотрел на нее, и она была ему неприятна - и физически и духовно: в ней, казалось, воплотилось все, что он с трудом мог выносить в людях.
The charm was gone, the spell broken.	От былого обаяния не осталось и следа, чары развеялись.
It was another type, another point of view he required, but, above all and principally, youth, youth-the spirit, for instance, that was in Berenice Fleming.	Ему нужна была теперь женщина совсем иного типа, иного склада ума, а главное, главное - ему нужна была молодость, легкокрылая молодость, воплощенная в облике Беренис Флеминг.
He was sorry-in his way. He felt sympathy, but it was like the tinkling of a far-off sheep-bell-the moaning of a whistling buoy heard over the thrash of night-black waves on a stormy sea.	Ему было жаль Эйлин, но другое чувство господствовало в нем, заглушая голос сострадания, подобно тому, как рев бури и яростный грохот волн заглушают далекий жалобный сигнал гибнущего судна.
"You don't understand how it is, Aileen," he said.	- Ты не понимаешь. Эйлин, - сказал Каупервуд.
"I can't help myself.	- Я ничего не властен изменить.
My love is dead. It is gone.	Моя любовь к тебе умерла.
I can't recall it.	Я не могу возродить ее.
I can't feel it.	Не могу заставить себя любить.
I wish I could, but I can't; you must understand that.	Рад бы, да не могу. Ты должна это понять.
Some things are possible and some are not."	Не все зависит от нашей воли.
He looked at her, but with no relenting.	Он посмотрел на нее, и взгляд его не смягчился.
Aileen, for her part, saw in his eyes nothing, as she believed, save cold philosophic logic-the man of business, the thinker, the bargainer, the plotter.	Эйлин прочла в его глазах холодную, беспощадную решимость: перед ней был рассудочный делец, коммерсант, хищник, человек с каменной душой.
At the thought of the adamantine character of his soul, which could thus definitely close its gates on her for ever and ever, she became wild, angry, feverish-not quite sane.	Она поняла, что доступ к его сердцу закрыт для нее навеки, и страх, гнев, бешенство, отчаяние охватили ее; на мгновение она словно лишилась рассудка.
"Oh, don't say that!" she pleaded, foolishly.	- О Фрэнк, не говори так! Не говори! - крикнула она, не помня себя.
"Please don't. Please don't say that.	- Прошу тебя, молю - не говори так!
It might come back a little if-if-you would only believe in it.	Ты можешь еще полюбить меня опять, немножко, если только... если только сам будешь в это верить.
Don't you see how I feel?	Разве ты не понимаешь, каково мне?
Don't you see how it is?"	Разве ты не видишь, как я страдаю?
She dropped to her knees and clasped him about the waist.	Она упала перед Каупервудом на колени и обхватила его руками.
"Oh, Frank!	- Фрэнк!
Oh, Frank!	Фрэнк!