Together (СИ)

Тянет руку, сжимая плечо. Не знает, что скажет. Что на это вообще можно сказать? Каждое слово - выстрел в упор. Битой по затылку. Все поделом. Но блять, Микки.

— Я никогда не забывал о тебе, - выдох белым облачком пара в холодную ночь, и рука, что на ощупь ищет ладонь, стискивает пальцы. - Ни на один ебаный миг не забывал.

Микки отпихивает, ворчит что-то неразборчиво и много матерится. Трет глаза пальцами - дым разъел или соринка попала.

Йен просто обнимает за плечи, опуская голову на плечо.

— Ты хочешь, чтобы я извинился? Сказал, что был неправ? Что подвел тебя? Микки, нахуй, но ведь это я съебываю сейчас с тобой в Мексику. Именно за этим, слышишь? Чтобы вместе и навсегда, чтобы только с тобой. Чтобы рука в руке и прочая сопливая чушь.

Мик снова дергается, пытаясь сбросить рыжую башку с плеча. Скалится раненым псом.

— Мне твоих одолжений, сука рыжая, даже близко не надо.

— Ты заебал! - как же чешутся костяшки, и пальцы сжимаются в кулак - ебнуть разок по зубам, чтобы чушь не порол. - Нахуй вообще одолжения? Ты в тюряге с полки упал вниз головой? Я здесь, я с тобой, потому что сдохну иначе, придурок. Так понятней?

— Да ни хуя…

Тихо-тихо, полушепотом. Полу-мольбой.

— Люблю тебя, идиота.

========== Глава 24. ==========

Комментарий к Глава 24.

Кэмерон/Ноэль

https://pp.vk.me/c636831/v636831584/3c311/x0lyMk51z7M.jpg

немного Мошер в связи с последними странными (для меня - определенно странными) событиями

Кэмерон Монахэн никогда не умел рисовать. А еще совсем-совсем не умел врать. Но бывает такая правда, какую не скажешь в лицо.

“Ноэль, я идиот”

Быстрые, злые штрихи на бумаге. Прикушенная изнутри щека. Сердце, что пропускает пару ударов каждый раз, как в памяти всплывают сцены с последних съемок. С ним, Ноэлем.

“—Ты не был на свадьбе, — царапая накладной бородой, целуя как в последний раз. Как в самый последний.

— А ты не очень и звал, — задыхаясь, плавясь от касания рук и губ, позволяя влажному языку скользнуть в его рот.

— Ты удалил все наши общие фото. Кэм, детский сад, — резко бедрами вперед, чтобы почувствовал, как хочет, как не хватало.

И грозный окрик от режиссера, чтоб прекратили болтать и сосредоточились на сцене.

Сосредоточились, как же.

Хотите, чтоб я его прямо тут, на ваших глазах?”

Несколько сцен, и будто крылья растут за спиной. А потом тот нежный прощальный поцелуй и охрипшим голосом в самом конце, совсем не играя: “Я люблю тебя”.

Так, блять, люблю.

В последний (для Ноэля) съемочный день в гримерке был непривычно тихим и молчаливым. Собирал свои вещи, не глядя по сторонам.

— Мне тебя не хватает. Ты ушел, я понял и принял. Мы все. Но… черт, Ноэль, посмотри на меня.

Снизу вверх воспаленными глазами. Дернул плечом, явно злясь.

— Ты знаешь, что это тупик. У меня Лайла, у тебя Руби. И… Кэмерон, блять, меня достало все это — каждый раз, как последний. Украдкой, таясь. Каждый раз прятать засосы и смывать с себя твой запах. Я заебался. И мы все решили. Просто не надо, окей?

И Кэмерон понимает — это конец. У него перед глазами темнеет, и висках колотится пульс, и пустота наполняет изнутри чернотой. Больше никакого Ноэля. Совсем никогда. Даже так вот — убого, скрываясь…

— В последний раз, только раз… — продолжает бормотать, умоляет, а сам уже толкает к стене, уже — губы к губам, и поцелуи-укусы расцветают на плечах и на шее.

И Фишер не протестует, не пытается оттолкнуть, будто ждет чего-то пару секунд, а потом подается навстречу, отвечая яростно, голодно. Как безумный. Они оба — безумцы. Все так.

Ни один из них не слышит, как открывается дверь. Слишком заняты, слишком давно, слишком устали быть друг без друга. Больше, сильней, навсегда.

— И это тоже репетиция, надо полагать? — голос Руби холодный, презрительный, мертвый.

Парни отшатываются друг от друга. Кэмерон открывает рот, и закрывает. Потому что… Что тут сказать? Исцелованные губы, спущенные штаны… Пойманы на месте преступления.

До такой степени все равно, что не пытается объяснить или оправдаться. Лишь шепчет сипло, устало:

— Давай без истерик.

Его трясет. Так колотит. Не от того, что увидела Руби. Не от того, что слезы бегут по ее щекам, что она кричит все же что-то, обзывается, матерится. Руби — это Руби, все так. А у Ноэля жена, и что теперь… так вот…

— Ты никому не скажешь, — слышит свой голос будто со стороны.

Дверь громко хлопает. Ноэль уходит.

>… … <

Руби забрала свои вещи из их квартиры в тот же день. Наверное, отписалась везде в социальных сетях и удалила общие фото. Кэмерон не проверял. Это и правда какой-то гребаный детский сад, думал он, снова и снова набирая по памяти номер Ноэля. Снова и снова попадая на голосовую почту.

Рисует, уже не думая ни о чем. Просто рука ведет карандаш по бумаге. И бессвязные штрихи складываются в две сплетенные руки. Мужские ладони. И если бы на одних выбить те самые буквы, каждый фанат “Бесстыжих”, сказал бы — Микки и Йен.

Вот только они — не в Чикаго, и фамилия его — вовсе не Галлагер.

Разглядывает рисунок с каким-то отстраненным интересом, а потом снимает на телефон и постит в Instagram. Тянется к початой бутылке скотча, отхлебывает из горлышка.