Токей Ито

– Избавь меня от многословных оправданий! Я и сам знаю, кто я такой, а еще знаю, что ты трусливый и ленивый тупица! И не воображай, будто своей лестью ты от меня хоть чего-нибудь добьешься! Если не хотел сражаться, будешь теперь стоять на часах, понятно? А в следующий раз тебя ждет порка! Будешь стеречь лошадей; зрение и слух у тебя есть, и даже острые, а мозги тебе для этого не потребуются, так что давай, вперед! Отведи свою жалкую кобылу в загон и становись по стойке «смирно»! На часах на весь остаток ночи! А компанию тебе составят двое из твоих краснокожих братьев.

– Хау, я заступаю на пост. Пусть только великий белый человек отдаст мне сначала мой цилиндр.

– Черт возьми, закрой уже рот, шут гороховый. Ты что, даже не подозреваешь, что обязан меня слушаться и оказывать мне уважение? Бездельник, тварь безмозглая! На, возьми – и убирайся вместе со своим цилиндром!

Четансапа попытался расправить цилиндр, пробитый насквозь ружейной пулей, без всякого почтения изрядно помятый капитаном и потому утративший положенную форму. Впервые в жизни держал он в руках подобный предмет. Кое-как придав высокой шляпе надлежащий вид, он осторожно надел ее, надвинул как можно ниже на лоб и, горделиво выступая, двинулся прочь. Вытянув шею, за ним пошла его кляча, которую он вел под уздцы.

Дакота впустил лошадь в загон и заложил вход жердями, служившими «шлагбаумом».

Роуч еще раз подошел к нему со стороны лагеря.

– Будь начеку, не вздумай спать, – наставлял он мнимого Татокано. – Враг близко, мы должны проявлять осторожность.

Четансапа придерживался того же мнения.

Командир удалился, и на какое-то время дакота оказался предоставлен самому себе. Свою караульную службу он начал с того, что обошел весь загон, пробираясь между лошадьми и внимательно их осматривая, насколько позволяла тьма. К его удивлению и немалой радости, белого коня капитана тоже поставили к остальным лошадям.

Когда Четансапа уже весьма продвинулся в своих приготовлениях, а лошади начали пастись или засыпать, явились двое дакота, которым назначено было вместе с ним караулить лошадей. Черный Сокол устроил все так, чтобы, когда они войдут, оказаться поблизости от вновь открытого входа в загон. Он притаился между лошадьми, так что вошедшие смогли заметить только его цилиндр. Один из них кратким возгласом приказал мнимому Татокано оставаться у входа, а они, мол, новые караульные, найдут себе другие места, где и станут на часах. Так они и поступили, и Четансапа один остался впереди, у входа в загон.

Он стал соображать, что делать дальше. Если бы он только знал, где сейчас затаился Шеф-де-Лу со своими людьми! Он был убежден, что кто-то из них в любом случае прячется сейчас неподалеку от конского табуна. Он должен был попробовать как-то связаться с ними. Мысленно он перебрал все условные сигналы, которые они обсуждали. Там, где он сейчас нес караул, более всего подходил собачий лай. В нем никто не мог усмотреть ничего странного; свора, принадлежавшая черноногим, еще не успокоилась. Четансапа прокрался между передними лошадьми и залаял как пес, который заблудился. Потом он залег у изгороди и стал прислушиваться.

Вскоре затявкал койот. Собаки черноногих откликнулись яростным лаем, но спустя недолгое время снова успокоились, так как койот замолчал. Четансапа предположил, что запах койота они тоже не могли почуять, ведь от этого койота, как надеялся Четансапа, исходил запах человека. Сделав невысокий прыжок прямо с места, Четансапа боком перемахнул через изгородь. Медленно зашагал он в ту сторону, откуда донеслось тявканье койота. При этом он вел себя так, словно заметил нечто подозрительное и хочет выяснить, что же это было. Если двое других караульных следили сейчас за ним, то могли только одобрить столь добросовестное исполнение обязанностей.

Отойдя от загона и скрывшись от глаз наблюдателей за небольшим холмом, он остановился. Он наклонился и поднял руки. Он вытащил огниво и высек искры, осветившие его изможденное лицо под полями цилиндра. Теперь друг, который подползет поближе, наверняка его узнает. Четансапа подождал, пока искры не потухнут, и снова спрятал огниво. Ему оставалось только следить, не пошевелится ли что-нибудь поблизости.

Он все рассчитал правильно. К нему подобрался какой-то человек и замер в двух метрах от него.

– Брат? – чуть слышно, одними губами, прошептал Четансапа.

– Шунктокетша! – столь же тихо откликнулся другой и подполз к самым ногам Черного Сокола. – Шунктокетша и еще четверо воинов.

Делавар и сам уже привык называть свое имя на языке дакота.

– Стою на часах у входа в загон, – прошептал в ответ Четансапа. – Пробирайся с моей стороны.

– Хау.

На том разговор и кончился.

Четансапа неспешно зашагал дальше, сделав крюк вокруг лагеря. Он медленно вернулся в загон и занял свое прежнее место между лошадьми у входа.