Токей Ито

– Да, я просвещу тебя, о наитончайший из тополей, – усмехаясь, отвечал Чапа. – Но сначала ты скажешь мне, долго ли мы намереваемся тут пробыть?

– Узнай же, что мы останемся здесь на весь день и посмотрим, что будет делать Роуч, охваченный страхом. Он помнит, какая судьба постигла генерала Кастера, и опасается, что мы убьем его и всех его людей. Потому-то он и окапывается сейчас, как сообщил нам старший Ворон, и сидит безвылазно возле пруда на холме, подобно обезножевшей луговой собачке. Когда он снова осмелится сдвинуться с места, то наверняка пойдет маршем назад, на юг. Из-за него нам не стоило бы тут задерживаться. Однако куда опаснее Роуча Шонка и его койоты. Несомненно, они жаждут мести, и они быстроноги, как все воины племени дакота. Поэтому мы и останемся здесь и проследим за ними, а с наступлением ночи снова сделаем вид, будто окружаем их лагерь, примемся скакать вокруг их палаток, поднимем крик, устроим стрельбу. Тогда Роуч прикажет Шонке никуда не уезжать и охранять его, а мы таким образом избавимся от Шонки и других дакота. Хау.

– Дельный совет. Мы с восьмерыми воинами и тремя ружьями сбили со следа пятьдесят воинов с пятьюдесятью ружьями и захватили много лошадей, не потеряв ни одного человека. Токей Ито будет весьма доволен Четансапой. Но теперь и я, Хитрый Бобр, хочу кое-что сделать. Ты знаешь, Черный Сокол, что в резервации, в бедленде, мы с тобой дерзко перечили вождю и даже оскорбили его. Поэтому именно мы с тобой сейчас должны совершить самые славные подвиги. Тебе уже кое-что удалось. Теперь моя очередь. Я помог тебе, теперь и ты должен мне помочь.

– Я готов. Но не довольно ли, что я ради тебя уже несколько часов при свете дня, у всех на глазах, расхаживаю в этом мундире?

– Это только начало. Я посвящу тебя в свой план: ты сам сказал, что Красный Лис скачет к северным фортам, чтобы взять нас в клещи. Это грозит нам большой опасностью. Мы должны что-то против этого предпринять. Я хочу напугать солдат из северных фортов, чтобы они решили, будто мы собираемся на них напасть, пока они рыщут на северо-западе, на Миссури, надеясь нас там перехватить. Тогда они вернутся на свои пограничные посты и оставят нас в покое, ведь история о том, как Токей Ито сжег форт на Найобрэре, еще не забыта.

– Хорошо. Мне не терпится узнать, как ты намерен их напугать и при чем тут мой мундир.

– Сейчас сам все узнаешь. Ты только мне подыгрывай, а больше ничего и не нужно.

Чапа встал и притащил пленного Татокано, который до сих пор не мог слышать этого разговора.

Когда Четансапа увидел распростертого перед ним пленника, на воина невольно нахлынули горькие воспоминания. Этот шут гороховый, с которого сейчас сорвали дурацкий наряд, принял сторону Шонки, когда тот в резервации поработил мужчин Медвежьего племени, подчинив своей воле, и когда его, Четансапу, тяжело ранили. Воин заметно помрачнел.

Чапа стал перед связанным юнцом.

– Татокано, – произнес он, – ты наш пленник. Я могу тебя убить. Я сделаю это. Я поджарю тебя на угольях, как медвежью лапу! Ты предатель. Твоего отца Старой Антилопы давно нет в живых. Думаю, хорошо, что он тебя не видит. Твой старший брат по прозванию Сын Антилопы сражается в отряде Токей Ито и презирает тебя. Ты койот!

Безмозглый хлыщ выслушал все это без страха, но с необычайно глупым и злобным видом.

– Ты меня понял, вонючая крыса?

– Да, – отвечал тот без промедления, но не поднимая головы.

Он старался не смотреть на Четансапу, облаченного в мундир. Возможно, утрата формы причиняла ему немалые страдания.

– Что ж, хорошо, если понял. Ты знаешь, что получаешь по заслугам?

Хлыщ наконец поднял глаза и испытующим взглядом посмотрел на Чапу и Четансапу. Позволено ли ему, пленнику, говорить? Он понадеялся, что да, и снова преисполнился самоуверенности.

– Я воин и скаут Великого Отца, что правит в Вашингтоне! – объявил он. – Длинные Ножи сильны, их никому не победить. Бобр и Четансапа украли у меня мундир! Пусть вернут его мне и немедленно меня освободят, а не то милаханска их повесят! Но если вы вернете мне мундир, то я замолвлю за вас словечко, и Длинные Ножи даже назначат вам жалованье, по нескольку долларов в месяц, если вы станете за них воевать.

– Ага, так, значит, ты предал нас за несколько долларов в месяц, койот! Я сдеру с тебя шкуру и скормлю псам, только этого ты и достоин, а наши псы изголодались! Ты слышал?

Татокано не отвечал. Теперь он бросал гневные взгляды на Четансапу, который заплетал волосы, а между делом поигрывал пуговицами мундира, словно собираясь их оторвать.

– Да-да, смотри, смотри хорошенько, – понукал Бобр пленника. – С тобой то же будет, как с этим мундиром. Ты утратишь все свои побрякушки. Ты пытаешься запугать нас своими бледнолицыми, но они далеко, а я близко! – Бобр на минуту замолчал, чтобы придать своим словам дополнительный вес. – Что ж, выбирай! – воскликнул он. – Либо я сдеру с тебя кожу и зажарю, как медвежью лапу… либо ты перейдешь к нам и возьмешь в свой вигвам девицу Жимолость! Твои уши слышали?