Враги бросились друг на друга и вступили в борьбу. Вскоре Четансапа заметил, что кое в чем имеет преимущество. Его противник в боях, развернувшихся в лагере у пруда, был ранен в левую руку ударами приклада, и рука эта стала отказывать. Дакота надеялся опрокинуть врага наземь, однако Горный Гром пока держался, а воины, следящие за поединком, пронзительными криками подбадривали борцов. И тут Черный Сокол сам ощутил, как по телу его пробежала холодная дрожь: он почувствовал, что теряет силы. Старая рана на груди у него вновь стала кровоточить. Он разжал руки, выпустив врага из своих смертоносных объятий. Зашатавшись, отступил он назад и пришел в себя, стоя на коленях на мокрой траве. Головокружение его прошло, и он снова ясно различал мир вокруг. Он снял с пояса пустые кожаные ножны для ножа, прижал их к ране и рывком поправил свою лубяную повязку. Он надеялся, что теперь изнурительное кровотечение прекратится. Он поднялся, отдавая себе отчет в том, что черноногий вполне мог использовать его краткий полуобморок, чтобы напасть. Но поединок между сиксиком и дакота проходил не на манер «петушиного боя», а с соблюдением правил, продиктованных честью. Сиксик бросился на противника, только когда тот снова встал на ноги. Однако дакота удалось схватить врага за правую руку и выкрутить ее, а потом нанести ему сильный удар кулаком. Горный Гром свалился как подкошенный. Без движения остался он лежать на спине. Четансапа наклонился и прикоснулся к беспомощному врагу в знак того, что одержал победу.
Над полем битвы раскинулось голубое небо. Поблескивала трава, с которой еще стекали капли воды. От коней и собак пахло мокрой шерстью, а ветер, который успел перемениться и дул теперь с севера, принес с собой приятную прохладу.
Четансапа требовательным жестом протянул руку и получил назад все свое оружие, а кроме того, оружие побежденного. Он подошел к прекрасному Белому и снял с его передних ног стреноживавшие путы. Он отвел приплясывающего коня в поводу на середину луга и издал пронзительный победный клич, который подхватили его друзья.
Четансапа обвел испытующим взором ряды черноногих и снова заметил в толпе ту девушку, что держала на коленях мертвого мальчика. Она передала его безжизненное тело другой женщине и встала. Поступь у нее была на удивление легкая, и травинки, послушно склонявшиеся под ее ногами, снова поднимались, непримятые. Черный Сокол, не привыкший обращать внимание на женщин, сам того не осознавая, все-таки принялся ждать, пока девушка не подойдет к нему. Охваченная скорбью, она совершенно забыла страх. Она посмотрела в лицо врагу и маленькой рукой указала на боевой топор побежденного, который победитель без ножен засунул за пояс. Нахмурившись, попытался воин догадаться по выражению ее лица, чего хочет эта незнакомая девица. Она стояла перед ним не шелохнувшись, словно травинка, когда стихает ветер. Четансапа вытащил из-за пояса добытое в поединке оружие и протянул ей.
Девушка стала на колени, опустила на поросшую травой землю руку, отведя в сторону два пальца, и изо всей силы ударила по ним топором. Брызнула кровь. Она поднялась с изувеченной рукой и протянула оружие дакота. С тем же спокойствием, с которым подошла к врагу, вернулась она к своим сородичам. Теперь Четансапа понял, кто она. Это была Ситопанаки, сестра Горного Грома. Скорбь, в которую повергло ее поражение брата, она проявила по обычаю своего племени.
Бобр подошел к лежащему на земле вождю черноногих.
– Ты дашь ему умереть среди его сородичей? – спросил он Четансапу. – Мне кажется, он еще дышит.
Чапа дотронулся до Горного Грома, притворявшегося, будто потерял сознание, чтобы убедиться, что тот еще жив. Вдруг Чапа почувствовал, как в запястье ему мертвой хваткой вцепились пальцы, а когда отпрянул, пытаясь вырваться, то встретился глазами с каким-то воином из числа черноногих, воззрившимся на него с безумной ненавистью. Чапа и его противник тотчас же бросились друг на друга.
Четансапа понял, почему черноногий напал на Чапу. Очевидно, он решил, что Бобр прикоснулся к беспомощному вождю, чтобы нанести так называемый особый удар, именуемый на наречии фронтира «ку», «искусный прием», «смелый поступок». Он заключался в следующем. Согласно каким-то древним поверьям, происхождение которых забыли даже сами индейцы, дотронуться до погибшего врага означало победить его еще раз. Во время стычек между конниками различных индейских племен, живших в прерии, каждая из сторон пыталась еще раз «плашмя ударить» копьем убитого или раненого противника, друзья же всеми силами старались уберечь мертвого от этого прикосновения, и потому борьба с обеих сторон делалась еще ожесточеннее. Вероятно, черноногие предположили, что Бобр хочет нанести этот самый «особый удар» их вождю, и потому тотчас же накинулись на него. Четансапа не мог остановить сиксиков, крикнув им, что никто не собирается унизить их вождя, ведь они не понимали языка дакота, и не было никакой надежды, что сейчас они сохранят спокойствие в достаточной мере, чтобы истолковать пояснительные жесты.