Вождь повернулся к югу и стал наблюдать за бесконечной, сливающейся с небом прерией. Темную черту, которую провел по траве много дней тому назад индейский поезд, Токей Ито различал и сейчас. След этот тянулся из туманной дали, от Конского ручья, от Черных холмов и с берегов реки Желтых Камней до Мутной воды. Он тянулся из необозримых земель, издавна принадлежавших воинам дакота. Потом он уходил за реку и терялся где-то вдали. Токей Ито знал эту новую землю. Еще одна ночь, и еще один день, и еще одна ночь, а там выносливые лошади дотянут подпрыгивающие на ухабах волоки до границы и перейдут ее, и Медвежье племя будет ждать свобода широко раскинувшихся прерий и спасительного леса. Вождь стремился выдержать борьбу до того часа, отвлекая на себя внимание всех врагов. А потом он должен был от них ускользнуть.
Унчида пела о том, что он должен спастись. Он не должен умереть. Сыновья Большой Медведицы ждут своего вождя. Они нуждаются в нем. У Унчиды был с собой маленький кисет ягод и небольшой бурдюк воды. Этого ей хватило на несколько дней. Свою песню она пела без перерыва. Снизу, из бухты, снова донесся стон дозорного, которому обе пули Токей Ито попали в ногу. Дерево, служившее ему укрытием, зашевелилось. Токей Ито увидел, как охотник отбрасывает мокрые ветви, утратив самообладание от боли. Дакота прицелился и милосердно избавил его от боли навсегда.
Ближе к вечеру, когда гребень холма стали освещать косые солнечные лучи, вождь заметил, как пытается подняться его раненый мустанг. С трудом, после многих неудачных попыток, он все-таки, дрожа, встал на ноги и заковылял на вершину холма к своему хозяину.
Осаждающие не стали стрелять по коню. Вероятно, они увидели, что он едва идет, и поняли, что прицельным выстрелом только обеспечат его обладателю запас мяса.
Жеребец подошел к впадине. Он обнюхал кобылу, видимо, не стал возражать против ее присутствия и немного пощипал травы. Токей Ито открыл бурдюк и дал коню попить. Из прерии, с очень большого расстояния, прилетело несколько пуль и, не причинив ни ему, ни лошадям никакого вреда, вонзилось в поросшую травой землю. Токей Ито затянул бурдюк и ответил выстрелом на выстрелы. Враги тотчас же отступили. Вождь чуть улыбнулся насмешливо. Он представил себе, какую борьбу ведет сейчас в душе его противников страх с жаждой наживы и надеждой добыть вожделенный скальп. Вождь непрерывно, с напряженным вниманием наблюдал за окружившей его цепью охотников. Более в ней не было заметно никакого движения. В отличие от дакота, охотники, расположившиеся внизу, сражались не за свой народ, не за его свободу и будущее, а за награду, которую ни один из них не хотел уступить другому и за которую ни один из них не хотел рисковать жизнью. К тому же их шансы на успех возрастали только со временем, ведь дакота в конце концов должна была изнурить бессонница. Возможно, им придется ждать столько, что индейский поезд успеет дойти до свободных земель.
Токей Ито осторожно заглянул вниз, в бухту, и констатировал, что дозорный, лишившийся ружья, исчез. Охотник тайком ускользнул.
Солнце уже смягчилось и подобрело, словно мудрая старуха: лучи его, играя, перебегали по сочной, зеленой траве, а его блестящее золото стало отливать багрянцем.
Дакота снял с себя три орлиных пера. Он нарвал травы и с помощью повязки из змеиной кожи, стягивавшей его волосы, смастерил подобие травяной короны. Выстрел в голову в тот миг, когда ему нужно будет высунуться из-за края впадины, чтобы прицелиться, представлял для него самую большую опасность, и ему пришлось, насколько возможно, скрыть волосы и лоб. Заглянув вниз, он мог заметить, что большинство всадников спешились. Уже слишком стемнело, чтобы можно было различить тех, кто спрятался в траве или за отдельно стоящими кустами. Однако Токей Ито был уверен, что вовремя обнаружит их, как только они пошевелятся.
Нарушавший тишину волчий вой смолк. Хищники уже бесшумно кружили рядом, подкрадываясь к добыче. Однако они, вероятно, чуяли и людей, перед которыми испытывали страх и на которых нападали, только обезумев от голода.
Всю ночь мрак оглашала песнь Унчиды.
Наконец рассвело.
Токей Ито все это время бодрствовал, ни на миг не теряя бдительности. Его воспитали охотником и воином, и постоянное наблюдение за местностью и всем происходящим поблизости стало для него второй натурой; ему пришлось бы заставлять себя не следить за окрестностями. В годы отрочества он много бродил по пустынным прериям и лесам, как дикий зверь, либо сопровождая своего отца-изгнанника, либо один. С ружьем и мустангом в лесу и в прерии он мог успешно отразить натиск многих врагов. Весьма печалило его плачевное состояние Буланого.