Том 1. Лирические произведения

СТОН ВО СНЕ (1937–1939)

«Сказали мне, что я стонал…»

Сказали мне,
                     что я стонал
       во сне.
Но я не слышал,
                             я не знал,
что я стонал
                       во сне.
Я не видал
                ни снов,
                              ни слов
я не слыхал —
                        я спал, —
без сновидений сон.
Товарищ утром
                         мне сказал,
что слышал
                   долгий стон,
как будто
               больно было мне —
так
        я стонал
                      во сне.
Да,
    все, что сдерживалось днем
затихшее
                  в быту дневном,
уже давно
                не боль,
не рана,
             а спокойный шрам,
рубец,
            стянувшийся по швам, —
а что
         для шрама соль?
Да!
         Я забыл
                        луга в цвету
и не стонал
                        о ней, —
я стал считать
                         ту,
        что любил,
почти
           любовью детских дней.
Но если б знали вы —
как это все
                  взошло со дна,
очнулось
              смутной раной сна
и разошлось,
                    как швы.
Но я
            не видел ничего
во сне.
             Я спал
                           без снов.
Товарищ
                   в доме ночевал,
и это
           я узнал
                           со слов…
Как мог
           таким я скрытным стать
и спрятать от себя
боль
           и бездумно спать?
Но боль живет,
                           и как ни спишь,
и как ни крепок сон,
какую б ночь
                   ни стлала тишь —
все слышит,
                   знает стон,
все помнит стон,
                          он не забыл
ту,
     что бессонно я любил
в дали́
         ушедших дней,
стон
          мне
                    напоминал о ней,
чтоб днем
                   не больно было мне,
чтоб я стонал
                       во сне.

СЛУЧАЙ С ТЕЛЕФОНОМ

Жил да был
                     Телефон
Телефонович.
Черномаз
                 целиком,
вроде полночи.

От него

            провода
телефонные,
голосами
               всегда
переполненные.

То гудки,

             то слова
в проволоке узкой,
как моя голова —
то слова,
              то музыка.

Раз читал

               сам себе
новые стихи я
(у поэта
            в судьбе
есть дела такие).

Это лирика была,

мне скрывать
                       нечего —
трубка
            вдруг
                      подняла
ухо гуттаперчевое.

То ли

         ловкая трель
(это, впрочем, все равно), —
Телефон
              посмотрел
заинтересованно.

Если

        слово поет,
если
          рифмы лучшие,
трубка
         выше
                    встает —
внимательней слушает.

А потом уж —

                         дела,
разговоры
                       длинные…
А не ты ли
                    была
в те часы
                 на линии?..

НЕТ ЗОЛУШКИ

Я дома не был год.
             Я не был там сто лет.
Когда ж меня вернул
             железный круг колес —
записку от судьбы
             нашел я на столе,
что Золушку мою
             убил туберкулез.

Где волк? Пропал.

             Где принц? Исчез.
             Где бал? Затих.
Кто к Сказке звал врача?
             Где Андерсен и Гримм?
Как было? Кто довел?
             Хочу спросить у них.
Боятся мне сказать.
             А все известно им.

Я ж написал ее.

             Свидетель есть — перо.
С ней знался до меня
             во Франции Перро!
И Золушкина жизнь,
             ее «жила-была» —
теперь не жизнь, а сон,
             рассказа фабула.

А я ребенком был,

             поверившим всерьез
в раскрашенный рассказ
             для маленьких детей.
Все выдумано мной:
             и волк, и дед-мороз…
Но туфелька-то вот
             и по размеру ей!

Я тоже в сказке жил.

             И мне встречался маг.
Я любоваться мог
             хрустального горой.
И Золушку нашел…
             Ищу среди бумаг,
ищу, не разыщу,
             не напишу второй.

ЧЕТЫРЕ СОНЕТА

1