Том 1. Стихотворения, 1908-1917

Да, вот как, милые. Посмотришь на людей
И затоскуешь так, что утопиться впору:
Однакож я того, охоч до разговору:
      Болтаю языком,
   Мудрю тут, в руки взяв указку,
      И позабыл про сказку,
Про сказку о царе – не все ль равно, каком? –
Как повстречался он однажды с мужиком.
А только что мужик не рад был этой встрече:
      Был он к царю силком
      Приведен издалече.
      «М-да… Стань-ко, милый, тут…
      Как, бишь, тебя зовут…
      Вот дело, брат, какое…»
Глаз на глаз с мужиком оставшися в покое,
   Промолвил царь, уписывая щи:
      «Ужотко не взыщи
         На добром слове,
А петля для тебя давно, брат, наготове.
Слух про тебя идет, считай, который год,
   Что ты мутишь честной народ,
   Морокой разною морочишь
И царству нашему лихой конец пророчишь…
Постой… про что, бишь, я с тобою говорю?
Чегой-то голова как будто бы кружится…»
   И стало тут мерещиться царю:
От жирных жарких щей пар по столу ложится
   И вьется вверх… И там, у потолка,
     Уже не пар, а облака…
      Из облаков тех на пол
      Вдруг мелкий дождь закапал,
Потом – как зашумит да как польет… беда!
Царь глазом не мигнул, как стол со всей едою
      Бог весть куда
      Снесло водою.
   «Конец! Пропали мы с тобою!..»
Царь в страхе и в тоске взглянул на мужика.
А мужику хоть что: «Бог миловал пока.
Гляди, какую нам послал господь находку.
      Садись-ка в эту лодку…
      Жаль, сломано весло…»
      Уселись любо-мило.
   Тут лодку ветром подхватило
      И понесло.
   Носилась лодочка на воле
      Дня три, коли не боле.
Для мужика – живот потуже подвязать
Да по три дня не есть – в обычай, так сказать, –
   И наш мужик бровей не хмурил:
      Когда не спал, то балагурил.
         Такой чудак!
         Совсем не так
      Сказался голод на соседе:
   И наяву и забываясь сном,
         Царь бредил об одном:
О недоеденном в последний раз обеде.
А дождь все лил да лил, сегодня, как вчера, –
   И лодку все несло теченьем.
   Но вот настал конец мученьям:
   На пятый, что ли, день с утра
   Установилася погодка –
В тумане голубом зазеленел лесок.
По малом времени с разгону врылась лодка
      В береговой песок.
Тут, выйдя на берег и помолившись богу,
   Царь с мужиком пустились в путь-дорогу.
         Шли, шли да шли.
      Усталые, в пыли,
      Прибились к деревушке.
      Но в первой же избушке
Нерадостную им пришлось услышать весть:
Во всей деревне им никто не даст поесть.
То ж, дескать, самое и в деревнях соседних.
Такой-де мужики дождалися поры:
   Пообнищали все дворы,
Давно уж в закромах нет выскребков последних.
   Голодный царь, кляня судьбу,
      Шел из избы в избу,
   Не верил сам тому, что видел:
   «За что так бог людей обидел?
   Несчастье с этаким житьем –
   Век вековать в лихом мытарстве!
Хотел бы знать я, в чьем таком проклятом царстве
Нам подыхать с тобой приходится вдвоем?»
      «Аль ты еще не сметил? –
      Мужик царю ответил. –
      В твоем, отец! В твоем!»
   «Что врешь ты, хам? За эти речи…
   Вот где твой истинный-то нрав…
Да я… – Тут, голову втянувши глубже в плечи,
Царь проворчал: – Я… что ж…. возможно, ты и прав…
Но все ж я есть хочу… Терпенья больше нету…
Попробую зайти еще в избушку эту!»
Зашел – и в тот же миг оттудова стрелой
   С огромным хлебом под полой.
   А за царем старуха следом
      Со старым дедом.
   «Держи! Лови его! – кричат. –
Последний хлеб украл! Хранили для внучат!»
   Царь, что есть мочи, без оглядки
   Мчал огородом, через грядки,
   Домчался быстро до реки.
Глядит: на берегу толпятся мужики,
   Склонившися над мертвым телом.
   А тело-то – без головы.
Стал царь как вкопанный: «Я… вы… я, братцы… вы…»
«Чего тут выкаешь? Ты за каким тут делом?»
   «Гляди! Откелева такой?»
   «Фома, пощупай-ка рукой,
   Что он запрятал там под полу?»
   «Ищи!»
  «Ой, батюшки, находка какова:
   Вить под полою… голова!»
«Да что ты? Мертвая?!» – «Ну, так и есть, гляди-ко!»
      «В крови весь чуб!»
«Я… братцы… хлебец тут…» Царь озирался дико.
   «Молчи! Убивец! Душегуб!»
   «Чего нам с подлым этим гадом
   Тут канителиться-то зря?
   Веревка есть, осина рядом…»
К осине мужики приволокли царя.
      «Ну, ирод, кайся!»
      «Да не брыкайся!»
«Сунь в петлю-то башку!» – «Теперича тащи!»
   «На добром слове не взыщи:
За подлые дела виси тут под откосом!»
Рванулся в петле царь… и угораздил носом –
      Во что? – да прямо в щи,
   Что на столе пред ним стояли!
«Фу!.. фу!.. – очнувшися кой-как от забытья,
   Зафыркал царь. – Где ж это я?
      Да вправду – это я ли?»
   Дивуясь, царь вокруг глядел:
В покое у себя сидит он, как сидел.
Дымятся щи пред ним… Вот каша разопрела…
   Вот ложка та, которою он ел:
Она еще как след обсохнуть не успела…
И тот же мужичок стоит перед столом:
   «Бью, государь, тебе челом!..»
   «От твоего от челобитья
Спокойно не смогу теперь ни есть, ни пить я! –
Сурово молвил царь, почуявши в груди
Жуть превеликую и тяжкое смятенье. –
Не знаю, кто ты! Явь, лихое ль привиденье?
Но… слышь, уйди отсель, – покуда жив! Уйди!»