Том 1. Стихотворения

Честь вашего я круга,
Друзья, высоко чту,
Но надо знать друг друга,
Игра начистоту!

Пора нам объясниться —
Вам пригожусь ли я?
Не будем же чиниться,
Вот исповедь моя!
. . . . . . . . . .
И всякого, кто плачет,
Утешить я бы рад —
Но это ведь не значит,
Чтоб был я демократ!
. . . . . . . . . .
Во всем же прочем, братцы,
На четверть иль на треть,
Быть может, мы сойдемся,
Лишь надо посмотреть!
. . . . . . . . . .
Чтобы в суде был прав
Лишь тот, чьи руки черны,
Чьи ж белы — виноват,
Нет, нет, слуга покорный!
Нет, я не демократ!
. . . . . . . . . .
Чтоб вместо твердых правил
В суде на мненья шло?
Чтобы землею правил
Не разум, а число?
. . . . . . . . . .
Чтоб каждой пьяной роже
Я стал считаться брат?
Нет, нет, избави боже!
Нет, я не демократ!
. . . . . . . . . .
Барон остзейский ближе,
Чем русский казнокрад.
. . . . . . . . . .
Vox populi — vox Dei![32]
Зипун — гражданства знак.
Да сгинут все злодеи,
Что носят черный фрак!
. . . . . . . . . .
Не филантроп я тоже
. . . . . . . . . .
И каждый гражданин
Имел чтоб позволенье
Быть на руку нечист?
Нет, нет, мое почтенье!
Нет, я не коммунист!
. . . . . . . . . .
Чтоб всем в свои карманы
Дал руки запускать?

Сентябрь 1870

«Но были для девы другие отрады…»

Но были для девы другие отрады,
Шептали о боге ей ночь и луна,
Лавровые рощи цветущей Эллады,
Залива изгибы и звезд мириады;
И в юном восторге познала она,
Молитвой паря в необъятном просторе,
Бездонной любови безбрежное море.

«Улыбка кроткая, в движенье каждом тихость…»

Улыбка кроткая, в движенье каждом тихость,
Застенчивость в делах, а в помышленьях лихость,
Стремленье тайное к заоблачной отчизне,
Грусть безотчетная по неземной отчизне,
Меж тем уступчивость вседневной грубой жизни,
И мягкая коса, и стан изящно-гибкий,
И грусть/смерть, застенчиво прикрытая улыбкой,
Порой восторженный/встревоженный, порой убитый взор,
И в сердце над собой всегдашний приговор.

Немецкие и французские стихотворения

«C'est donc vous, monsieur Veillot…»

C'est donc vous, monsieur Veillot
(Honni soit qui mal y pense),
Qui remettez en maillot
Du pays l'intelligence?

C'est donc vous, l'austère chef
De l'index et de poste,
Que monsieur de Timacheff
Pour notre bien nous aposte?

Vous qui fouillez les boyaux
De noire correspondance,
Laissez moi, monsieur Veillot,
Vous tirer ma révérence î

l'instar des fabliaux,
Je finis comm' je commence,
Serviteur, monsieur Veillot,
Saluez bien son exellence!

13 декабря 1868 г.

Итак, это вы, господин Велио (позор тому, кто дурно об этом подумает), опять спеленали мысль всей страны?

Итак, это вас, суровый командир списков запрещенных книг и почты, подослал нам на благо господин Тимашев?

Вы, роющийся в наших письмах, позвольте мне, господин Велио, распрощаться с вами.