Том 15 (XVII век)

Тарсиса же кралевна нача в возрастъ приходити и со иными девицами во училище ходити; и изучи всю еллинскую премудрость. Некогда же прииде от учителя Тарсиса, мама[1405] ея, Лигория, разболеся к смерти. Сия видя, нача, горко рыдая, плакати. Лигория же нача ю вопрошати: «Веси ли, — рече, — чия еси ты дщи?» Тарсиса же рече: «Странвила и Дионизия». Лигория же: «Несть, — рече, — сей твой ни отецъ, ни мати. Ты еси благороднаго отца дщи, великаго краля Апполона Тирскаго. Мати же твоя бысть дщи краля кипръскаго кралева Лучница. Родив же тя, предана морю. Зде же ты дана отцем воспитати. Отецъ же твои, ища матери твоей, странствует по морю». И сия известивши, Лигория умре. Тогда Тарсиса нача горко рыдати отца своего, и матери, и добрыя своея мамы. И по мнозем неутешном плачю погребе ю и положи себе завет: входя и изходя от училища, над гробом ея плакати. И тако всегда, шествуя во училище, такожде и изходя, рыдая, плача над гробом Лигории, на море же зря, — по матери и, помышляя странствие, — по отце. И тако всегда в сокрушении бе и печали.

Прилучи же ся Дионизии некогда итти из божницы. Дщи же ея Филамацея пред нею в драгом одеянии грядяше, Тарсия же за ними яко служебница[1406] идяше. Видевше же людие, начаша глаголати: «Сия аще и не зде родися, но зело учтива и благообразна, а она аще и предшествует, и украшена, обаче несть достойна тоя чести». Услыша сия Дионизия, зело опустне и опечалися, слыша безчестие своея дщери, и нача помышляти, како бы кралеву Тарсису смерти предати, дабы дщери безчестия не слышати. К тому име же некого раба на селе своем именем Феофила. Призва же его и рече ему: «Феофиле, слышахом о тебе много зла, яко мужа моего добра крадеши, к тому же покушаешися отравити нас, а дщерь нашу пояти и домом нашимъ завладети. Но муж мой тебе прежде к смерти предастъ, нежели мы от тебе постраждем, — хощет тя предати некоему мучителю». Он же нача ротитися[1407] и клятися, яко никоего зла ниже сотворил, ниже помыслил. Рече же Дионизия: «Инако не будет, но аще хощеши смерти избыти, иди и убий Тарсису. Имать бо нрав: прежде бо ни ястъ, ни пиет, но ходит во гробища плакати своея воспитевшия. Ты же тамо предварив, утаися и уби ея. А когда тако сотвориши, испрошу ти свободу». Феофил же, бояся смерти, воли господыни повинуся.

Егда же улучи время, иде и утаися между гробищъ. Егда же Тарсиса прииде, нача плакати и случшаяся оглаголавати, узрев ея, ужасеся зело и рече в себе со слезами: «О злосчастный и бедный рабе, в кий час ты родися, яко в таково зло вдан бысть! О стужение злое и печали полное, како ми и за кую вину убити такову девицу прекрасную, благородную и благоумную и пролити кровь неповинную?» Егда же плака и розмысля, яко инако невозможно ему сотворити, и, скочив, удари ю о землю и изем мечь, хоть ю подкнути, — девица же Тарсиса нача Феофила молити тихими словесы девичьи нравы з горкими слезами: «Повеждь ми, о человече, за кую вину аз, бедная, таковой смерти достойна, ничтоже есмь сотворила, ниже тя знаю». Он же рече: «Тогда ти извещу, егда главу твою отъиму». Она же паки рече: «О человече, убойся великаго Бога пролияти кровь без вины девицы, иже без отмщения не будет». Он же рече, плача: «Ты ми никоего зла не точию сотворила, ниже тя аз знаю, но слышах, яко отецъ твой вда с тобою, у нихже живеши, много злата, того ради повелено ми убити тя под казнию главною, дабы злато по тебе у тех совершено было всегда». Она же рече: «Молю тя, аще инако быти не может, даждь ми малое время плакати своея матери и приставнице[1408] моей милой». Феофил же рече: «Плачи, и веждь: аз убо сия творю не волею моею». Егда же Тарсиса нача плакати неутешными и горкими слезами, тогда по прилучию подъехаша разбойницы по морю и вышедши на брег и седяще. Увидевше же мужа стояща и мечь держаща, крикнуша, скочивше. Феофил же, узрев человековъ, побеже, и утече. И притече в дом, сказа злей своей господыне, яко уби Тарсису. Разбойницы же вземше ю, привезоша ко некоему граду, рекомому Мельхину[1409], и между иными куплями посадиша ю продати.