Том 2. Измерение вещей

В процессе работы над текстом Хармс изменил первоначальные имя и фамилию персонажа — Петр Петрович Токин. Отметим, что Александром Ивановичем звали нескольких героев Хармса и его ближайшего друга А. И. Введенского (см. вступит. статью к т. 1). Важно учесть также, что фамилию Дудкин носит персонаж романа А. Белого «Петербург» — творчество этого писателя, как показал А. Кобринский, внимательно изучалось Хармсом (см.: Кобринский. 1999).

1929

2. Полет в небеса.

Над текстом зачеркнуто первоначальное заглавие: «Человек и ещё несколько других».

…а тут уже о суставах — далее зачеркнуто:

Это идёт ямбом. Так.

–/-/-/-/-

–/-/-/-/

–/-/-/-/-

–/-/-/-/

Значит:

О почка почка почка почка
с каких далёких времянов
твоя сносилась оболочка
и жаром выстеган покров
в тебе скопляется отвага
и по трубе бежит в пузырь
как речка вьётся из оврага
твоя раскошная моча
Это видите-ли я по научному выразился.

Андр. Сем. —

Понимаю, Понимаю.
Петру Павловичу надоело ждать и они запели
— Голова

За текстом перечеркнутое продолжение:

Часть вторая

Разговор ведётся от двух предметов. Один предмет похожий на мышеловку, а другой сабля.

Кирилл Сабля —

Ах как пусто
Нет ни души
мы с тобой живём в глуши
в полночь тикает метёлка
спит кузнечек-вельзевул

Мышеловка —

Это верно спит ведёрко
гуси дремлют на шесте.

Кирилл Сабля —

Помню сечи. Мы рубили
всяких немцев и татар
шли солдаты, вон харчевня
дом направо — лупанар

Мышеловка —

А теперь мы в этом хламе
всеми покинуты лежим
паутина лишь над нами.

Кирилл Сабля —

Мышеловка, убежим!

Мышеловка —

Я же бегать не могу
я-же старенькая, сабля.
Ты, конечно, дело другое
только силы набери
как пойдешь скакать по камням
заиграет в тебе кровь
закипит в тебе железо
оборвутся ремяшки.

Кирилл Сабля —

Мышеловка досвиданья,
Трижды бабушка прощай!

Профессор Тартарелин, почтенный старик —

Что-то мне послышались чьито голоса.

Мышеловка —

Нет, что вы! здесь никого не было!

Профессор —

Однако я слышал совершенно отчётливо, как тут кто то тут разговаривал.

Мышеловка — Сами посудите, кто же мог тут разговаривать.

Профессор — Вот я и сам не понимаю. (Задумывается на 15 секунд). Ничего не понимаю! (смотрит подозрительно на мышеловку, потом идёт к ней на цыпочках). А здаётся мне, милейшая мышеловка, что это говорили — ВЫ!

Мышеловка — (сконфуженно)

Что вы, что вы, профессор!

Профессор — Да-с, дорогая моя, вы хоть и мышеловка а всё же говорили. Меня не проведёте. Да вы вон и покраснели даже.

Мышеловка — (пытается ответить, но будучи предметом, просто молчит).

Профессор — Ну что же вы молчите? А? Верно? Попались? Да вы не молчите так, вы погромче! Что? а?!

Ваня Иванов (ассистент) — Профессор, вы этим ухом ничего не услышате, оно у вас на щеке. Звук через ухо попадает прямо в зуб. Вы другим ухом попробуйте.

Профессор (прислушивается другим ухом)

Ваня Иванов (ассистент) — Нет профессор, и так вы ничего не услышате, мышеловка не имеет право разговаривать.

Профессор — Почему?

Ваня Иванов (ассистент) — Потому что сами посудите, если мышеловка будет говорить, то какая-же мышь пойдёт в неё?

Профессор

задумался — Нет, — сказал он, — мышеловка должна говорить. Ведь вы-же говорите, а почему мышеловка не смеет?

Ваня Иванов (помощник профессора) — Затем не смеет, что не может увы! Она простая клетка.

Один из «антинаучных» текстов Хармса, дискредитирующих ее потуги на точное объяснение мира, причем, как нередко у Хармса, такой мотив сопровождается, так сказать, членовредительством.

Guten Morgen — доброе утро (нем.).