Том 3

Потому что я сам видел таких. Гчогда человек заперт в го¬ родах и школах один на один со своими безумствами, ему легко вообразить себя превыше Владыки Жизни. Но воин, живущий в доме, где крышей над ним облака, где он в любую минуту может поглядеть на небо и на землю и где каждый день видит могущество Великого Духа, такой человек научается смирению. Вождь дакотов должен быть мудрым, ему не пристало смеяться над тем, что пра¬ вильно. Лукавый Маторп, видя, что его свободомыслие не про¬ извело на старика благоприятного впечатления, поспешил перейти к непосредственному предмету разговора. Ласково положив руку на плечо траппера, он повел его вперед, к роще, пока они не оказались футах в пятидесяти от нее. Здесь он уставил в честное лицо старика пронзительный взор и начал так: — Если мой отец спрятал своих молодых людей в ку¬ старнике, пусть он прикажет им выйти. Ты видишь, что дакота не знает страха. Матори великий вождь! Когда у воина седая голова и он готов отправиться в страну духов, не может его язык быть двойным, как у змеи. -- Дакота, я не солгал. С тех пор, как Великий дух сделал меня мужчиной, я жил в дремучих лесах или на этих голых равнинах, и не было у меня ни жилья, ни семьи. Я охотник и выхожу на свою тропу один. — У моего отца хороший карабин, пусть он наведет его на кусты и выстрелит. Одну секунду старик колебался, потом медленно при¬ готовился дать это опасное подтверждение правды своих слов: он видел — иначе ему не усыпить подозрений своего коварного собеседника. Пока он клонил дуло, глаза его, хоть и сильно затуманенные и ослабевшие с годами, вгля¬ дывались в смутную мглу за многоцветной листвой кустар¬ ника и наконец сумели различить бурый ствол тоненького деревца. Выбрав его мишенью, он прицелился и выстре¬ лил. Только когда пуля вылетела из дула, руки траппера охватила дрожь; случись это мгновением раньше, он не позволил бы себе произвести столь отчаянный экспери¬ мент. Эхо выстрела стихло. Стрелок ждал с минуту в на¬ пряженной тишине, что сейчас раздастся женский вопль. Потом, когда ветер развеял дым, старик увидел взвив¬ шуюся полосу коры и уверился, что не вовсе лишился своего былого искусства. Поставив ружье прикладом на 228

землю, он опять с невозмутимо спокойным видом повер¬ нулся. к индейцу и спросил: — Мой брат доволен? — Матори — вождь дакотов,— ответил хитрый тетоЕг, положив руку на грудь в знак того, что поверил искрен¬ ности собеседника.— Он знает, что воин, куривший трубку у многих костров совета, покуда волосы его не побелели, не стал бы води1ь дружбу с дурными людьми. Но мой отец, наверное, ездил прежде верхом на копе как богатый вождь бледнолицых, а не странствовал пешком подобно голодному конзе? — Никогда! Ваконда дал мне ноги и дал желание пользоваться ими. Шестьдесят весен и зим я скитался по лесам Америки, десять долгих годов прожил в этих откры¬ тых степях — и не видел нужды обращаться к силе дру¬ гих господних созданий, чтобы они меня переносили с мо¬ ста на место. — Если мой отец так долго жил в сени лесов, зачем он вышел в прерию? Солнце его опалит. Старик печально поглядел вокруг и, вновь повернув¬ шись к тетону, заговорил доверительно: — Весну, и лето, и осень моей жизни я провел среди деревьев. Пришла зима моих дней и застала меня там, где мне было любо жить в тиши и одиночестве — да, в моих честных лесах! Тетон, тогда я спал счастливый: там мой взор проникал сквозь ветви сосен и буков далеко в вы¬ соту, до жилища Великого духа бледнолицых. Если я же¬ лал открыть перед ним свое сердце, когда его огни горели над моей головой, у меня была перед глазами незакрытая дверь. Но меня разбудили топоры лесорубов. Долгое время уши мои ничего не слышали, кроме треска падающих де¬ ревьев. Я сносил это как воин и мужчина; была причина, почему я должен был это сносить; но, когда причины не стало, я надумал идти туда, куда не доносится стук то¬ поров. Большое нужно было мужество, чтобы переломить свои привычки; но я услышал про эти широкие и голые поля и вот пришел сюда, чтоб уйти от любви моего народа к разрушению. Скажи мне, дакота, разве не правильно я поступил? Траппер, умолкнув, положил свои длинные, сухие пальцы на обнаженное плечо вождя и с жалкой улыбкой, в которой торжество странно сочеталось с грустью об утраченном, казалось, ждал похвалы за свою решимость 229