Том 5. Переводы. О переводах и переводчиках

Авраам.

 — Брате Ефреме, во всякой участи я к первому тебе прихожу,У тебя совета прошу.
Выслушай, не обессудь, стенания мои,
И облегчи мне страдания мои.
Ефрем. — Аврааме, Аврааме, почто так печалишься,
Какою мукою мучишься?
Мирянину духом смущаться можно,
Отшельнику же отнюдь не должно.
Авраам. — Скорбь меня обуяла неизмерная,
Горе меня постигло несказанное.
Ефрем. — Долгими речами окольными меня не томи,
Но что с тобою, прямо скажи.
Авраам. — Мария, та,
Которая вместо дочери мне была,
Которую четырежды пять лет
Воспитывал я так тщательно,
Учил так старательно…
Ефрем. — Что же с ней?
Авраам. — Горе! Она погибла.
Ефрем. — Как же?
Авраам. — Ужасным было ее падение
И тайным исчезновение.
Ефрем. — Как же Мария
В сети попала оного древнего змия?
Авраам. — Была она во власти
Грешной страсти
К человеку, который приходил к ней под одеждой монашеской черною
И любовью своею притворною
В сердце ее девичьем,
К обману непривычном,
Такую страсть заронил,
Что на мерзкий грех убежать в окно ее соблазнил.
Ефрем. — Слышу и трепещу.
Авраам. — Когда же злополучная поняла свой позорный путь,
Стала она бить себя в грудь,
Лицо свое ранами покрывать,
Одежды рвать,
Волосы вырывать,
Голосом громкие вопли издавать.
Ефрем. — Истинно, истинно, в участи такой
Не омыть греха и целою слезною рекой.
Авраам. — Плакала она,
Что уже не та она, какою была.
Ефрем. — Ах, горькая беда!
Авраам. — Плакала, что нашими увещаниями она пренебрегла.
Ефрем. — О, да!
Авраам. — Плакала она,
Что забыла и бденья, и моленья, и пост, и пот.
Ефрем. — Если в этом раскаянии твердой останется она,
То будет она спасена.
Авраам. — Увы, она его позабыла,
И после худого с нею еще худшее было.
Ефрем. — Поражен я до самых недр,
И силы в моем теле больше нет.
Авраам. — Когда излилась она в стенаниях своих,
То горе ее крайнее Увлекло ее стремглав в бездну отчаянья.
Ефрем. — Гибель, гибель прегорькая!
Авраам. — И, отчаявшись заслужить себе прощение,
Решила она в мир вернуться
И в суету окунуться.
Ефрем. — Ах, таким победителем
Ни один бес никогда не был над пустынножителем.
Авраам. — Да, преданы мы демонам-губителям.
Ефрем. — Одно удивительно для меня:
Как она ускользнула незаметно для тебя.
Авраам. — Дух мой был в великом смятении
Из-за ужасного одного сновидения.
Если бы не это мое ослепление,
Я предупредил бы ее падение.
Ефрем. — Расскажи мне, прошу, твое видение.
Авраам. — Мнилось мне, будто стою я перед келией.
И вот некий дракон, виду огромного,
Запаху зловонного,
Налетел на меня изо всех сил,
Беленькую голубку у меня ухватил,
Ее сожрал
И во мгновение ока из глаз пропал.
Ефрем. — Вещий сон!
Авраам. — А когда я был пробужден,
То, размышляя об этом видении,
Испугался я, что на святую церковь готовится гонение
И иные из верующих могут впасть во искушение.
Ефрем. — Испуг справедливый.
Авраам. — И тогда, простершись ниц,
Предведающего я молил,
Чтобы он значение сна мне открыл.
Ефрем. — Ты правильно поступил.
Авраам. — И вот на третью ночь,
Когда уже обнял мои усталые члены сон,
Привиделось мне, что оный самый дракон
К ногам моим, растерзанный, упал без сил,
И голубку, целую и невредимую, выпустил.
Ефрем. — Отрадный ответ!
И сомнения у меня нет,
Что твоя Вернется к тебе Мария.
Авраам. — Сие второе видение
После первого было мне в утешение.
Духом я воспрянул
И о питомице моей вспомянул —
И тут-то с тревогою подумал я,
Что уж целых два дня
Не видел ее на молитве божией возле себя.
Ефрем. — Поздно об этом подумал ты.
Авраам. — Поздно, увы!
Пошел я к ее окну,
Рукой в него стукнул,
Девицу многажды по имени окликнул…
Ефрем. — Ах, тщетно ты ее окликал!
Авраам. — Этого я еще не знал.
И спросил я, почему к божиему служению в ней прилежания нет?
Но ни звука не получил в ответ.
Ефрем. — И что же ты сделал?
Авраам. — Когда понял я, что дочери моей в келии нет,
Сердце мое страх пронизал,
По членам моим холод пробежал.
Ефрем. — И не диво: сам я, слушая речь твою,
То же самое чувствую.
Авраам. — Слезными стенаниями я воздух потрясал,
Вопрошал: что за волк овечку мою растерзал,
Что за разбойник дочь мою украл?
Ефрем. — И впрямь, как же тебе не плакать о той,
Которую вскормил ты собственною рукой.
Авраам. — Наконец пришли те, кто истину знал,
И поведали все то, что я тебе пересказал,
И сказали, что в мирскую суету она ушла.
Ефрем. — Куда?
Авраам. — Неведомо.
Ефрем. — Что же делать?
Авраам. — Есть у меня верный друг,
Обойдет он города и села вокруг,
Пока не узнает, где,
В какой она есть земле?
Ефрем. — И что же, когда узнает?
Авраам. — Я в мирской одежде туда пойду,
Под видом любовника к ней войду:
Может быть, от моего увещания
После жизненного своего крушения
В тихой пристани обретет она спасение.
Ефрем. — А если дадут тебе мяса и вина?
Авраам. — Не отвергну, дабы не узнали меня.
Ефрем. — И подлинно, ты разумно и похвально поступишь,
Если строгость воздержания своего на недолгое время нарушишь,
Дабы вернуть ко Господу заблудшую душу.
Авраам. — Крепче стало мое решение,
Оттого что в твоем согласии я нашел утешение.
Ефрем. — Тот, кто тайны сердец человеческих знает,
Всякого поступка намерение проницает,
В высочайшей мудрости суда своего
Осуждать он не будет того,
Кто, от строгости воздержания
Отступая недолговременно,
Не погнушался к нижайшим и слабейшим снизойти,
Чтобы заблудшую душу ко Господу воротить.
Авраам. — Ты же споспешествуй силою молитв,
Да избегну я диаволовых ловитв.
Ефрем. — Волею всевышнего Бога,
Подателя всякого блага
Да будет Делу твоему благое завершение.