Том 5. Переводы. О переводах и переводчиках

Результат проекта перевода правильных стихов верлибром — замечательная книга «Экспериментальные переводы» (СПб., 2003), открывающая настоящий том собрания сочинений. Именно в ней собраны самые интересные переводы, в которых М. Л. старался восстановить «самобытную индивидуальность» стихотворного подлинника как «прямого собеседника нынешних читателей». Концепция М. Л. изложена в его предисловии к этой книге, «Верлибр и конспект», к которому и отсылаем читателя[243]. Здесь же я кратко проанализирую значение двух центральных понятий, «верлибр» и «конспект», на которых данная концепция основывается. Очевидно, что в оценке качества перевода М. Л. отказывается от уравнения определений «точный» и «хороший», кроме того, он не согласен с идеей, что «переводчик должен переводить так, чтобы читатели воспринимали его перевод так же, как современники подлинника воспринимали подлинник» (с. 319). В то же время он отказывается и от традиционной для русской переводческой школы практики передачи иноязычных стихотворных текстов при помощи поиска метрических эквивалентов (см. пример о переводах цитат элегий Сент-Бёва в рецензии А. С. Пушкина[244]). М. Л. считает, что в современную эпоху задача передать индивидуальность исходного текста выполнима именно при помощи верлибра, а все попытки передать текст «размером подлинника» — лишь операции по восстановлению культурного и литературного позиционирования автора. В этом и состоит творческое и новаторское значение гаспаровского проекта, который, кстати, зеркально противоположен, но при этом и соотносим с советской практикой передавать иноязычный верлибр русскими силлабо-тоническими стихами. Снятие культурных барьеров пропустило верлибр в крепость силлабо-тоники.

Таким образом, М. Л. решился отпустить русский стих в новое измерение, я бы сказал, на поле новой европейской стиховой чувствительности. Не случайно в интервью итальянской газете (Avvenire. Sabato, 31 luglio 1993) после выпуска итальянского перевода его «Очерка истории европейского стиха»[245] М. Л. говорит о «грамматике языка культуры» и выделяет ее корни: классический языческий мир и христианский мир. От первого — традиция силлабизма и силлабо-тонизма, от второго — библейский тонический стих. Именно ко второму восходит свободный стих Уитмена, от которого происходит вся новейшая традиция свободного стиха.

Чутье стиховеда дает М. Л. возможность преодолеть бесформенность, однообразие и невыразительность простого верлибра и выработать экспрессивно-сжатый, разнообразный, оригинальный и точный инструмент передачи иноязычного текста. Одновременно он снабжает каждый конспектными комментариями, в которых даются литературоведческая информация и объяснение отдельных переводческих решений и которые, таким образом, дополняют восприятие текста и восстанавливают для читателя культурное и литературное его позиционирование.

Что поражает читателя, так это, безусловно, скрупулезный поиск оригинальной стилистической интерпретации индивидуального текста. Стиль оказывается стержнем переводческого подхода М. Л., и именно творческим поиском оригинального, всегда индивидуального стиля можно объяснить и самый удивительный эксперимент: переводы с русского на русский[246]. В новое время русские тексты XIX века как бы нуждаются в конспекте и в стилистическом переводе, а перед «переводчиком» стоит вопрос о допустимости «осовременивания» эссенции поэтического текста — к чему Гаспаров и стремится. Для этой работы М. Л. успешно разрабатывает очень емкий и выразительный вариант верлибра. Он так объясняет свой подход: «Я попробовал придать этому переложению такую степень формальной новизны, какую, по моему представлению, имели романтические элегии для первых читателей».

(Стоит еще кое-что добавить о передаче стиха прозой. Данная традиция, как и в случае верлибра, восходит к западноевропейской переводческой практике. М. Л. попробовал перевести прозой поэму Силия Италика «Пуника», в то время как поэму Ариосто «Неистовый Роланд», несмотря на давнюю традицию передавать его в форме рыцарского прозаического романа (через Францию она пришла в Россию и утвердилась тут в XVIII веке), предпочел передать опять верлибром, что потребовало семилетнего кропотливого труда.)

Безусловно, поэтическое переводческое наследие Гаспарова в не меньшей степени, чем бестселлер «Занимательная Греция»[247] и «вненаучная» книга «Записи и выписки», сыграло и до сих пор играет значительную роль в русской культуре. Сам М. Л. с большим удовольствием и удивлением отмечал в письме от 13 мая 1993 года: «В мое отсутствие вышла здесь „Африка“ Петрарки, в которой я немного участвовал. Тираж в 10 000 разошелся мгновенно, несмотря на дорогую цену, — я с трудом смог купить экземпляр. По-моему, то, что сделала Елена Георгиевна Рабинович, прекрасно!» В этом издании М. Л. перевел все «Предуведомления», VIII песнь и, совместно с Е. Г. Рабинович, VI и VII песни, а также «Произведения, относящиеся к обнародованию поэмы „Африка“»[248].