В конечном счете интересно было бы выяснить, оказали ли переводы М. Л. верлибром влияние на современный расцвет русского свободного стиха. Можно ли считать Гаспарова Жуковским эпохи верлибра? Как кажется, именно М. Л. Гаспаров придал верлибру статус титульного размера новой русской поэтической чувствительности, и в этом смысле гаспаровские переводы входят в тезаурус русской поэзии ХХI века, косвенное подтверждение чему можно увидеть в самóм широком распространении верлибра в новейшей русской поэзии.
ГАСПАРОВ-ПЕРЕВОДЧИК И ГАСПАРОВ-ЭКСПЕРИМЕНТАТОР
В эпистолярных комментариях к составленной мною библиографии Гаспарова[249]
Михаил Леонович со свойственной ему скромностью просил меня о двух одолжениях. Первое — исключить из «списка трудов» упоминания «Детской энциклопедии», к десятому тому которой он приложил руку. «Вот спасибо, что не перечисляете статей в энциклопедиях! — писал он. — <А. Ф.> Лосев в своих библиографиях перечислял, поэтому номера у него были четырехзначные. Признаюсь Вам, что ок<оло> 1960 [года] у меня были еще две заметки по греческой литературе в первом изд<ании> „Детской энциклопедии“. Не выдайте. Это у ленинградскогоЭтого «упущения» было откровенно жаль, тем более что напечатанные там статьи Гаспарова стали очевидным прологом к вышедшей год спустя «Занимательной Греции» (1995), да и к последующим его замечательным книгам для детей, таким как «Рассказы Геродота о греко-персидских войнах и еще о многом другом» (2001) и «Занимательная мифология. Сказания Древней Греции» (2009). Само же издание «Детской энциклопедии» в оранжевом переплете, стоявшее у нас дома на книжной полке, не вызывало у меня пристального интереса, за исключением последнего тома, целиком отданного под «литературу и искусство», который, кроме собственно содержания, в отрочестве приобрел для меня особое значение. В дополнение к шмуцтитулам его страницы были разделены клеммташами с «классикой» — марками бывших колоний от острова Реюньон до Южной Родезии, магическими треугольниками со штемпелем «Кения — Уганда — Танганьика» — к этому хореическому названию примыкало еще более экзотическое, которое было приятно произносить вслух: «Зан / зи / бар».
Гаспаров однажды упомянул, что в эвакуации, где он оказался семи лет от роду, у него была одна-единственная книга — «Географический атлас мира», а в «Записях и выписках» рассказывал о своей привязанности к экзотическим именам и названиям: «Дети любят заумные слова, а потом взрослые их от этого отучивают. Мне удалось сохранить эту любовь почти до старости. <…> Я полюбил историю и географию, потому что в них было много заумных имен и названий. В географии — главным образом в экзотических странах. В истории — главным образом в древности и в средние века»[250]
. Именно эта «сохраненная любовь» к истории и географии (как и к «заумным словам»[251]) стояла за второй просьбой Гаспарова: уделить особое внимание его переводам, представить их в библиографии со всей возможной тщательностью, особенно в том, что касалось обозначения доли его участия в том или ином переводческом начинании. Так, например, он предлагал необходимую корректировку: «Надо снять. Это перевод М. Г. Тарлинской (под моей ред<акцией>), подписанный моим именем только потому, что она уехала в Америку».В двух случаях Гаспаров предложил развернутые комментарии, которые были бы уместны в его «Записях и выписках», например об истории издания Томаса Мора в серии «Литературные памятники»[252]
: