В саду стоит работавшая лейка,Все политы цветы. Им лучше так.Жасмин земной звезды являет знак.Зеленого вьюнка крутится змейка.Цветов и трав царица-чародейкаЛелеет роза в чаше теплый мрак.С ней спорит в алом распаленный мак.В лугах пастух. Стадам поет жалейка.Там дальше лес. А перед ним река,Широкая, хрустальная, немая.Два берега, в русле ее сжимая,Воде дают переплеснуть слегка.И нежный цвет зеленого жукаГорит, с травы игру перенимая.
Змей
Уходит длинной лентою река,Среди лугов, холмов, лесов синея,Служа немым изображеньем Змея,Что спит и спит и будет спать века.Лишь дышут зыбью сильные бока,Там чешуя, волнообразно млея,Мгновения подъятия лелея,Горит и манит взор издалека.Покошены кусты душистой кашки,Вольнее ходит ветер по траве.Толкачики на службе, как монашки.Чирикают кузнечики в овражке.Но Змей заснул. Лишь сны его, в плотве,Сверкают вкось по влажной синеве.
Ласточка
О чем, летая, ласточка щебечет?Слепляя грязь в уютнейший домок,Выводит в нем малюток в краткий срок,Сама – мала, но и смела, как кречет.При встрече с ней вороне выпал нечет.Касатка мчит. Та – карк! – и наутек.И вновь поет, прядет, струит намек,Летит, журчит, и грезит, и лепечет.Я знаю: ей уютно в мире тут.Те звери-бледнолики, не из малых,Что под ее окном селятся в залах, –К ней благосклонны, гибель ей не ткут.А в воздухе, в лазоревых провалах,Стадами мошки прямо в рот текут.
Жужжанье мух
Жужжанье мух. О светлое стеклоУпрямое их тонкое биенье.И странная прозрачность разделенья.Все это вместе мысль мою влекло, –В те дни, когда в полуверсте селоЯвлялось чем-то в дымке отдаленья,Где буду вновь я только в воскресенье,Когда звучат колокола светло.С тех пор уж скоро минет полстолетья.Но мне дано быть долго молодым.Я в пламени. Меня не тронет дым.Еще желаю целый мир пропеть я.И не с людьми я в это лихолетье.Я звезд, и птиц, и мошек – побратим.
Договор
Я в договор вступил с семьей зверинойОт детских дней. Строй чувств у нас один,Любовь к любви. Искусство паутин.Я был бы равным в стае лебединой.Часами я перед болотной тинойСидел, как неизвестный властелин,Что смотр устроил всех своих дружин,И как художник пред своей картиной.Мне не безвестен черный плавунец.Я не однажды говорил с тритоном.Осоки лезвиились по затонам.И целым роем золотых сердецИ алых по зеленым рдели склонамЦветы, шепча, что Солнце – их отец.