Том 5. Стихотворения, проза

Стена ветвей, зеленая стена,
Для грезы изумрудами светила,
Шуршанием, как дремлющая сила,
Гуденьем пчел, как пышная весна, –

Изваянной волной, как тишина, –

Но, спевши сон зеленый, изменила,
И быстро цвет иной в себя вронила,
Вон, Осень там у желтого окна.

Оконце круглым светится топазом.

И будет возрастать оно теперь.
Расширит круг. В листве проломит дверь.

За каждым утром, с каждым новым разом,

Как встанет Солнце, будет день потерь.
И глянет все совиным желтым глазом.

Марс

От полюса до полюса – пустыня.
Песчаник красный. Мергель желтоцвет.
И синий аспид. Зори прошлых лет.
Зеленых царств отцветшая святыня.

Где жизнь была, там греза смерти ныне.

Горенье охры. Между всех планет
Тот красочный особо виден бред.
Опал. Огонь в опаловой твердыне.

Лишь полюсы еще способны петь

Песнь бытия нетленными снегами.
Весной истаивая, родниками

На красную они ложатся медь.

И говорят через пространства с нами
Невнятное, играя письменами.

Кровь

В растении смарагдовая кровь,
Особенным послушная законам.
Зеленый лес шумит по горным склонам
Зеленая встает на поле новь.

Но, если час пришел, не прекословь,

И жги рубин за празднеством зеленым.
Сквозя, мелькнуло золото по кленам,
И алый луч затеплила любовь.

Гранатом стал смарагд, перегорая.

В лесу костер цветов и черт излом.
Ковер огней от края и до края.

Не древо ль стало вещим нам узлом?

Любя, наш дух в чертог верховной славы
Вступает, надевая плащ кровавый.

Знакомый шум

Знакомый слуху шорох…

Пушкин

Знакомый шум зардевшихся вершин
Смешалея с привходящим, незнакомым,
Отдельным звуком, – словно водоемом
Промчался ветр, неся зачатье льдин.

Враждебный слуху шорох. Знак один,

Что новое пришло. Конец истомам,
Что замыкались молнией и громом.
От серых облак пал налет седин.

Тот малый звук, разлуку сердцу спевший,

Не человечий, нет, не птичий свист,
В шуршаньи ускользающ и сквозист.

Прощальный шорох, первый пожелтевший,

Дожегший жизнь и павший наземь лист,
В паденьи поцелуем всех задевший.

Безвременье

Дождливым летом не было зарниц,
Ни гроз веселых, зноев настоящих.
Июль еще не умер, а уж в чащах
Мерцают пятна, ржавость огневиц.

Не тех верховных, не перунных птиц,

Румянец исхудалых и болящих,
Предельностью поспешною горящих,
Приявших в сердце зарево границ.

И только что заплакал об июле

Росистый август средь пустых полей,
Как ласточки до срока упорхнули.

Зайду ли в рощу, в сад свой загляну ли,

Под острый свист синиц и грусть острей.
Ткань желтая прядется в долгом гуле.

По зову ворона