Въ лето 6973
. Сентября 13 остави митрополитъ Феодосей митрополию, месяца сентеврия 14. Тое же осени, ноября 11, поставиша митрополитом на Москве суздальского епискупа Филиппа, собравъ епискупы. А Феодосей того ради оставилъ, занеже восхоте поповъ и дияконовъ нужею навести на Божий путь. Нача въ всякую неделю ззывати и учити по святымъ правилом. И вдовцомъ, и дияконом и попом, повеле стричися, а иже у кого наложници будяху, тех мучаше безъ милости, и священьство снимая съ нихъ, и продаваше[880] ихъ. А церквей много наставлено, а попы не хотяше делати рукоделиа, но всякой въ попы, темъ ся и кормяху, и въследоваху плотским похотем, зане бо не Богу служити изволиша, но льготу телу своему. И встужиша людие, многи бо церкви без поповъ, и начаша его проклинати, онъ же, слышавъ се, разболеся того ради. Оздравъ бысть, и сниде въ келию к Михаилову Чюду въ манастырь, и приа разслабленаго старца въ келию, нача служити ему и омывати струпы его.Въ лето 6975
. Месяца апреля 25 3 часъ нощи, преставися великая княгини Мария великого князя Ивана Васильевича от смертнаго зелия. Занеже познаху по тому: покровъ на ней положиша, ино много свисло его, потом же то тело розошлося, ино тотъ покровъ много и не досталъ на тело. И положена бысть въ церкви святаго Възнесения на Москве. Тогда же въсполеся князь великий на Олексееву жену на Полуектова, на Наталию, иже посылала поясъ з Боровлевою женою с подьячего казенного къ бабе. Тогды же и на Олексея всполеся и много, летъ шесть не был у него на очех, едва пожалова его.[881]Того же лета епископъ ростовский Трифон, слышавъ чюдеса исцелениа въ граде Ярославле от гроба новоявленныхъ святых чюдотворець великаго князя Федора Ростиславича Смоленьскаго и Ярославскаго и Костянтина и Давида, и не верова чюдесем ихъ. И посла Костянтина протопопа ростовскаго, иже бе честенъ мужь. Всегда по вся лета посылаше по него князь великий, призывая на Москву на зборъ кликати, занеже бо голосистъ был и речистъ, и грамоте горазднъ, и рожаистъ, того ради възвысися умомъ и бяше гордъ. Посла же его въ Ярославль, да шедъ посмотрить мощей чюдотворцевых и видитъ исцелениа отъ нихъ, и оправде ли будеть, зане бо и той протопопъ не вероваша.
Той же протопопъ приеха въ Ярославль, въ манастырь святаго Спаса, и посла к игумену, рекъ: «Отъ владыки ростовскаго приехавъ». И игуменъ повеле к себе внити въ келию. Костянтинъ же протопопъ разгордеся, рекъ: «Почто не выиде противу мене? Не веси ли, въздавый мне честь, послу владычню, владыце честь въздаеть? На мне чти не сотвори, на моемъ осподаре чести не сотвори на владцые. Азъ бо се государю скажу, а к нему въ келию не иду, а на няже посланъ есми, то и сътворю». И посла къ нему, рекъ: «Посланъ есми дозрети у васъ чюдотворець, како будут: въ теле ли лежать, како исцеления многа сътворяють, не неприязнество ли действует на прелыцение человекомъ». Повеле церковь отмъкнути: «Азъ дозрю их». Игуменъ же посла понамаря, и понамарь, шедъ отмкнулъ церковь. Вниде Костянтинъ протопопъ в церковь въ Спасъ святый, и въпраша о чюдотворцехъ, идеже лежать, и показа ему, онъ же прииде, открывъ святыхъ чюдотворець, и Федоръ бяше великий князь въ черницех и въ скиме лежаше. Тогда, пришедъ, протопоп Костянтинъ, яряяся на игумена, мня, симъ чюдотворением игуменъ многа богатества приобрете, еже приношаху гражане на молебны, къ раце их приходяще. Тогда порва плети у скимы и хотяше, ихъ обнаживъ, смотрити, тогда напрасно сила Божия и святых чюдотворец верже его на землю, и бяше немъ, и омертве плоть его. И приат ужасъ вся ту сущая съ нимъ. И сказаша игумену вся бывшая, и притече игумен, начаша молебенъ пети о немъ и воду свящати и кропити его. Едва по многихъ часехъ оживе плоть его, бяше языкомъ немъ, и рукама и ногама раслаблен, плоть его терзаяся.[882]
И нача каятися съ слезами, поношая себе и оканна именуя, перваго пути погрешивша, рекшаго пророком: «Да не искусиши Господа Бога твоего ни въ коемъ же деле блазе».[883]
Искусивыи Господа Дафанъ и Авиронъ,[884] ни ереи суще, ни причетницы, въсхотеша въ святилищи Богу служити и начаша кадити, — и живых земля пожре. Тако же и Озан[885] прикоснуся х киоту тельцемъ, раною страшною уязвенъ, усше рука его. Тако же и Гиезий[886] и нача милостыню красти, еже Елисей давати заповеда нищимъ, прокажения въсприят. И съй же тако же въсприа Костянтинъ. И много время пребывающу ему у чюдотворець раки, послаша въ Ростовъ, сказаша вся бывшая. Слышавъ же се архиепискупъ Трифанъ, здрогновъ всемъ теломъ, и бяше разслабленъ. И остави архиепискупьство, и сниде въ келию, нача плакатися и молитися святымъ чюдотворцомъ, и повеле себя вести въ Ярославль, въ манастырь святаго Спаса, идеже святии чюдотворцы лежать, и ту пребысть плачася и до смерти своея. <...>[887]Въ лето 6977.
<...> Того же лета татарове казаньские пограбиша гостей русскихъ...[888]