Том 7 (Вторая половина XV века, литература эпохи исторических размышлений)

И иде Фрязинъ темъ же путемъ на Венецею. Князь же венецейскый здума з бояры своими, хоте итти на турскаго царя, что въ Царьграде седить, и взявъ за собою крестияньскый град, и церковь великую Софию в мизгить учини, юже създа Устиянъ великий царь.[908] И не можаше единъ, и восхоте Орду подняти с собою, но не знааху гражане его, куды послу доитти до Орды. И слыша, что от Руси есть путь, и нача чтити Фрязина, и дарити, и говорити, чтобы посла его взял на Русь с собою да велелъ проводити до Орды.[909] Фрязинъ же обещася. Вземъ посла его, и прииде к великому князю, и речи все папины сказа, а посла того гостем назва, а царевну на иконе написану принесе. Князь же великый, здумав съ материю своею великою княгинею, посла еа взяти. Тот же Фрязинъ толмача добывъ, и посла того отпусти, Тривизана зовома, на Рязань да и к Орде, втаи великаго князя. Яко Фрязинъ отиде в Рим, тогда прииде весть къ великому князю, яко посла приведши венецейскаго Фрязин, да отпустилъ его къ Орде. Тогда посла повеле изымати на Рязани, и съ толмачем, и повеле его всадити въ тюрму.[910]

Фрязинъ же еха въ Римъ, царевну взя и приведе. Тогда папа съ нею посла людей много добрыхъ грековъ, да посла съ нею легатоса своеа церкви божницы. Техъ де у себя держить седмьдесять, а гардиналовъ дванадесят противу двоюнадесять апостолъ, а самъ имя Божие дръжит въ службе. Егда же приеха с царевною Фрязинъ, посла князь великий боярина своего Федора Давыдовича противу, и повеле крыж у легатоса отнявши, да в сани положити, а Фрязина поимати[911] да и пограбити. То же все сътвори Федоръ, за пятнадцать верстъ въстретилъ еа. Тогда же убояся легатосъ. Много былъ митрополитъ Филип изучилъ отъ книгъ, словесъ емлючи. И книжника Никиту поповича призва, ово самъ, емля отъ него речи, глаголаше леготосу, иное же повеле самому съ нимъ глаголати. Онъ же ни единому слову ответа не дастъ, но рече: «Нетъ книгъ со мною». Тое же зимы женися князь великий тою царевною и венчася въ церкви святыя Богородицы древяной, иже у гроба святаго Петра. Венча же его протопопъ коломеньскый Осея,[912] занеже здешнимъ протопопомъ и духовнику своему не повеле, занеже вдовцы.

Тогда же не бъ вести князю венецейскому, дошелъ ли посолъ его до Орды, не дошелъ ли. Тогда посла Фрязинова брата къ нему Венецею, и поношая ему: «Что тако сътвори, съ меня честь снявъ, а тай чрезъ мою землю шлешь посла отай, меня не доложа». Братъ же Фрязиновъ Онтонъ еха, то ему сказа все, и посолъ его седит поиманъ въ тюрьме. Князь же тьй съ нимъ наказа къ великому князю, чтобъ князь великый нелюбие отдал, а посла бы его отпустилъ къ Орде: «А что будеть на подкруту бы еси ему далъ, а язъ самъ платежникъ». Тогда князь великый, по Онотоновымъ речем, отпусти его, а съ нимъ толмача и диака отпусти, и седмьдесять рублевъ дасть ему, тогда седмьсотъ сказа ему и посла все взять.[913] И доиде тьй посолъ до Орды, зва царя, онъ же не обещася, но проводити его повеле татаромъ къ морю.

Того же лета загореся митрополичь дворъ и около его и иные дворы. Тогда же Филипъ митрополитъ здравъ бысть, напрасно болезнь его изыма. Тогда и митрополью оставн, и в той болезни немного поживъ, преставися.[914] Обрете на нем самъ князь великый железа на всемъ теле его. И положенъ бысть въ заложеной отъ него церкви святыа Богородица, посторонь Ионы митрополита, и железа его надъ гробомъ повесиша, еже и ныне лежать, къ нимъ же вси прикладываются исцелениа ради.

По преставлении же его нача пытати князь великый, кто ему сътворилъ. И кузнець избрася единъ, егоже искупилъ митрополитъ ис полону у татаръ къ церкви тъй ковати на потребу, таже пустити его повеле. Той рече, яко: «Един жеребей приковахъ къ темъ железомъ, занеже сказываеть, тесны ему, и не повеле никомуже сказывати ему». Потомъ тъй же мастеръ сказа на другый день яко: «Видехъ, — рече, — во сне идуща Филиппа митрополита въ всемъ своемъ сану на свой дворъ изъ церкви и вериги на руце несущи свои. И язъ, стретивъ, хотехъ поклонитися ему, тъй же Филипъ митрополитъ рече ми яко: “Почто сказалъ еси великому князю, кое приковалъ еси жеребей къ семъ веригам? Азъ тебе не повелехъ сказати”. Азъ же рехъ: “Согрешихъ”. Онъ же рече: “Спустит ми тебе, и тебе и иным сказывати”. И вземъ веригы, поча мя бити. Азъ же пробудихся и обретохъ все тело свое ранено, и ныне немощенъ». И лежа месяць отъ техъ язвъ, и помолися святому, и исцеле.