Том 7 (Вторая половина XV века, литература эпохи исторических размышлений)

Въ лето 6983. Посылылалъ князь велики посла своего Семена Толбузина[927] въ градъ Венецею къ тамошнему ихъ князю, изветъ кладучи таковъ, что посла его Тривизана отпустилъ съ многою приправою, а сребра пошло, рече, седмьсотъ рублевъ. Повеле и мастера пытати церковнаго. Онъ же тамъ бывъ, и честь прия велику, и сребро взя, а мастера избра Аристотеля.[928] «Многи, — рече, — у них мастери, но ни единъ избрася на Русь. Тъй же въсхоте, и рядися съ ним по десяти рублевъ на месяць давати ему. И хитрости его ради Аристотелемъ зваху, — рече Семионъ. — Да сказывають, еще и турской, де, царь звалъ его, что въ Цареграде седит, того ради». А тамъ, деи, церковь сказалъ въ Венецеи святаго Марка, вельми чюдну и хорошу, да и ворота венецейскыи деланы, сказываеть, его же дела, вельми хитры и хороши. Да и еще, деи, хитрость ему казалъ свою такову. Понялъ, де, его къ себе на домъ (домъ, де, добръ у него и полаты есть) да велелъ, деи, блюдо взяти. Блюдо же, деи, медяно, да на четырехъ яблокехъ медяныхъ, да судно на немъ яко умывалница, якоже оловеничнымъ деломъ, Да нача лити изъ него, изъ одново на блюдо воду, и вино, и медъ — егоже хотяше, то будет. Да то, деи, слыша князь ихъ думу его, не хотяше пустити его на Русь; занеже, деи, не тотъ ужь у нихъ князь,[929] кой посла отпускалъ, тотъ, деи, умеръ при немъ. А того, деи, поставили не княжа роду, ни царьска, но избравши всеми людьми умныхъ и храбрыхъ людей пять, или шесть, или десять, да велять, зерна наметив, вкинуть въ судно, акы въ ступку, а зерна, деи, белы, да выняти, деи, велели малому дитяти. Егоже, деи, до дващи вымет зерно, того поставили. И ездилъ, деи, в ыной градъ ихъ къ нему, да просилъ съ приношениемъ, и дружбу великаго князя высказывалъ, едва, деи его отпустил, яко въ дары. «Глаголють же еще, святая, де, Екатерина лежить у нихъ, не вем, та ли мученица, или ни, толико свята. А градъ той трижды море поимает на день, коли взыграется». А место, деи, то, коли сказывають у них сторожилцы и книжники, исперва не велико было, да много, де, въ море каменемъ приделали хитроки, где Венецея град стоять. Глаголють же каменей у нихъ 12 самоцветных. А говорить, деи, что карабль съ человекомъ занесъ къ нимъ ветръ, и они деи хитростью уведали у него, да умъ отняли волшебною хитростию, да взяли у него.

Взять же съ собою тъй Аристотель сына своего, Андреемъ[930] зовуть, да паропка, Петрушею зовут, поиде съ посломъ съ Семеномъ Толбугинымъ на Русь. И дело Пречистые храма похвали гладость, да известь не клеевита, да камень не твердъ. Того ради плитою все своды дела, яко тверже камени, рече. И не восхоте приделывати северной страны и полатий, но изнова нача делати. Ту же церковь разби сицевымъ образом: три древа поставя, и концы ихъ верхние съвъкупивъ воедино, и брусъ дубовъ обесив на ужищы посреди ихъ поперекъ, и конець его обручем железным скова, и раскачиваючи, разби. А иные стены сысподи подобра, и поление подставляя, и всю на поление постави, и зазже поление, и стены падошася. И чудно стены видети, иже три годы делали, въ едину неделю и менши развали, еже не поспеваху износити камениа, а въ три дни, рече, хотяше еа развалити. Книжницы же называху брусъ дубовой «бараномъ». Се же, — рече, — написано, яко сицевымъ образомъ Титъ[931] Иерусалим разби. Рвы же изнова копати повеле и колье дубовое бити. Езди же въ Володимеръ, и смотривъ, Пречистые похвали дело, рече: «Некыхъ нашихъ мастеровъ дело».[932] И кирпищную пещь доспе за Ондроньевымъ манастыремъ въ Калитникове, в чемъ ожигати, и какъ делати. Нашего же рускаго кирпича уже да продолговатее, и тверже, егда его ломать, тогда въ воде размачивают. Известь же густо мотыгами повеле мешати, яко на утрие засохнеть, то ножемъ не мощи розколупати. Святаго же Петра чюдотворца в Ыванъ святый вынесли под Колоколы. Обложи же церковв продолговату полатным образомъ.[933]

Того же лета загореся градъ Смоленск, и згоре половина града. Того же лета царь турской взя градъ Кафу и Крымъ.[934] Того же лета погоре градъ Москва, и загоре полъграда, месяца октоврия 2. Тое же осени, месяца октебря 2, ездилъ князь великий въ свою отчину, и тамо навогородцы не дашася ему въ судъ.[935] Князь же великый поима ихъ и посади въ Переславле.

На первое лето изведе ея изъ земли Аристотель. Известь же какъ тесто густое растваряше, а мазаше лопатками железными, а камень ровной внутри класти повеле. Столпы же едины четыре обложи круглы. «Се, — рече, — крепко стоять». А въ олтаре два столпа кирпичны, те на четыре углы. А все въ кружало да в правило.

Того же году обретохъ написание Офонаса Тверитина купца[936] <...>

<...> Тое же зимы, месяца февраля, въ масленое заговенье, въ 1 часъ дни, тма бысть наступила по всей земли и паки сниде.<...>

В лето 6984. <...> Того же лета Аристотель Пречистые храма по кивоты,[937] еже около еа, сътвори. Внутри же стенъ всуцепы железные положи, яко правила на вретенехъ, и между столповъ, идеже брусие дубовое въ нашихъ церквахъ, то же железно, сковав, положи.[938] <...>