Но той же зимы по малых же днехъ послалъ князь великий Борис воеводу своего Лва,[214]
а князь великий Василей своего воеводу Плещеева к Москве. И толь бо дивно: с града изгониша в мале 90 или во 100 человекъ, и наместника изымаша, и град заседоша. А во граде том николико тем человекъ седило. Но кто жеНо той же зимы за малы дни поиде князь великий Борисъ за княземъ Дьмитреемъ, собрав въя своя многа. А с ним брат его князь великий Василей выиде от славнаго града Тфери. За 30 поприщь до градака, зовомаго Редена,[215]
и прииде весть, что, де, и князь Дмитрей побеже в далняя части земля. И князь же великий Василей нача молити великого князя Бориса, да бы ся възъвратил, но понеже князь Дмитрей показа плещи свои, а очи свои възвратил воспятъ и побеже. Но князь же великий Борис и умерети обещашеся с великим князем Василиемъ. И когда же умолим бысть от него, и тогда подаде брату своему честь велику, великому князю Василию, и дары многы, и отпусти его на первое его государство.[216]И князь же великий Василей восхоте поити ко граду Углечю, и идеже было княжение Дмитреево жилище, а его узилище. И князь же великий Борис отпусти с нимъ силных своихъ и крепчайшихъ воеводъ, Бориса Захариинича да брата его Семена Захариинича[217]
и с ними множество, а преидоша малыми деньми. И приидоша под град прежереченый град Углече, и гражане же не восхотеша града отворити. И князь же великий Василий посла к великому князю Борису, а рекый: «Бес тебе, брате, и малый град не отвориться мне». И князь же великий Борисъ посла к нему своего сына боярского и с нимъ пушечника с пушками, именем Микулу Кречетникова. Но таковъ беяше той мастеръ, но яко и среди немець не обрести такова. И егда же привезоша пушкы, и тогда въеводы великого князя Бориса Александровича, Борисъ да Семенъ, яко добрии и храбрии въини служаху государю своему, великому князю Борису Александровичю, и начаша вооружатися в местныа браня, а пушкы же поставиша под самым градомъ и повелеша бити, а сами начаша приступати, но яко всемъ москвичамъ дивитися храборьству ихъ, и дерзности их, и великому ихъ умению. И гражане же видьвше дерзность сыновъ тферскых и великого князя Василиа крепость, и убояшася, и град отвориша.[218] И князь же великий Василей ничтоже зла граду тому не сотвориша, и омири их и град осади. И поиде за своим недругом, за княземъ Дмитреем, къ Ярославу,[219] и с ним великого князя Бориса Александровича Борис Захариинич да Семенъ.Но той же зимы государь нашь князь великий Борисъ Александрович восхоте поискати изгыбшей драгмы,[220]
и собрать расточенныя, и совокупити во едино стадо, и да будет един пастырь, но еже восхоте поити ко граду Ржеве. И бысть тако. И посла преже себе своихъ воевод, князя Дмитрея Феодоровича[221] да Григориа Никитича.[222] Гражане же ржевичени како же не восхотеша отворити, но и еще же, показующе мужество свое, выхожааху изь града и биахуся с воеводами великого князя Бориса. И воеводы же великого князя Бориса овии биаху, а иныхъ руками имааху и присылаху к великому князю Борису Александровичю, а веля ему самому государю подступати под град, понеже князь великий Борис не восхоте сам поити под той мал град. Но градок той аще ли мал, но твердъ, и велми приправы градскые на нем велми много.Князь же великий Борис Александровичь и восхоте на свою утеху поехати ниже есть летнее обиходище якоже и преже и во свой град, еже зовомый Опокы.[223]
Но предстояшу же ему близ того града прежереченаго Ржевы, но якоже бысть зреимо, и посла ко ржевичем своего болярина Констянтина Констянтиновича, а веля им град отворити, а рекый: «Прадедина есть наша, а коими се было делы досягли были наши братиа, великие князи московские. А нынеча милостию Божиею нашего ся намъ отступают. Но вы на кого держите град сий?» Они же смердове, акы аспиди глухии, затыкающе ушеса свои и не хотяаше слушати речей государевых, но наипаче град постраиваше и себя укрепляаше. И начаше посады зажигати сами.И слышав же сие князь великий Борис Александрович и посла своихъ воевод, Данила Григориевича да Карпа Феодоровича,[224]
и иных многых воевод, а веля имъ гасити посады, а гражаномъ претити. И они же пришед, сташа под градомъ. И к тому же не смеяше никто из града исходити.