Тополь цветет: Повести и рассказы

Он крутил веялку, его просмеяли: «Ему что, крути да крути, жениться давно пора, а матка все сдобниками кормит, ишь отъелся — с неделю ростом, с год вышины».

Ну да, дядя Григорий Пудов и просмеял. А к чему? Так уж было заведено — просмеивать друг дружку, и Степан никогда не обижался, усмехнется — и все. А тут бросил крутить, пошел за мерой. Да загляделся на мать — как бы палец не отсекла! А зерно и выстрели, и щелкани его по скуле. Схватился за скулу да оглянулся — не видал ли кто. Смотрит — Алька хохочет, зашлась в смехе, будто это она подстроила.

В перекур на соломе устроили кучу малу. Он оказался под самым низом, а она, Алька-то, на нем. Ее крепко притиснули к нему — колкую, горячую, пахнувшую соломой и пылью. Черные мягкие волосы засыпали ему лицо — так и задохнулся. Уже все подымались, смеясь, отряхиваясь, а она все еще прижималась. «Вот стерва!» — подумал он, но радостно, победно. И долго лежал — не хотелось вставать. И вот это — как смеялись радостно и лукаво глаза ее и как не хотелось вставать с соломы — долго помнилось.

Он женился вскоре, а про Альку поговаривали, что с трактористом одним вяжется. Но она все прибегала: «Степа, сделай то да то, Степаша, сделай». И он делал, однако не решался пойти к ней, хотя уже тогда понял, что, не сходясь, сошлись они, и просто так не разойтись им в жизни.

И когда Алевтина вышла за Федора, лет на двенадцать старше, Степан опять подумал: «Вот стерва», но уже с озлоблением и обидой.

И еще были случаи, были…

Вспоминалось уже вяло. Степан намахался, и солнце горячило, сушило взмокшую спину, играло паром, дымно стоящим над положенною травой. На тимофеевке покряхтывал трактор. Степан отмечал сердцем дальний стрекот, приближение, удаление — трактор шел по кругу.

Голову стало припекать. Волосы на макушке вылезали у Степана, Татьяна сколько раз говорила: «Ну, папка, плешь у тебя скоро совсем проявится, знать, думаешь много, черт немой».

Он отыскал под кустами пиджак, кепку, надвинул ее на глаза, взялся поперек косья и пошел из лесу.

Шел и думал, что надо бы расстараться, накосить побольше. Комбикорма или зерна негде купить, а за сено можно получить в совхозе: за центнер сена дают тридцать рублей — ну, это дешево, конечно, зато зерно отпустят по себестоимости: центнер пшеницы — четырнадцать рубликов, а овса, ячменя — и того меньше. Выгода! И корми, пожалуйста, поросенка, уток, какую там птицу, а зимой и телушка потребует хлебушка. Из Сапунова или Редькина не навозишься, да и обходится дорого.

К рокоту трактора Степан привык и думал под него, но едва завидел движущуюся по ту сторону поля машину, маячивший в кабине красный свитер Юрия, его белую голову, почувствовал, как ярость подкатила к горлу.

Поле было заштриховано черно-сизыми столбиками тимофеевки. Ноги заплетались в густой траве, голова кружилась, то ли от гнева, то ли от душного бражного запаха.

Он вышел на скошенное. Две косилки за трактором низко резали тимофеевку, она падала, ровно кладя головки вдоль полос. Нежные метелки, захваченные сбоку, ложились косо, и выходило, будто поле устлано сизо-розовыми с темной каймой холстами. Степан мимолетно подумал, что руки человека никогда не скосили бы так красиво и тонко.

Внезапно трактор встал, Юрий спрыгнул на землю и, обойдя машину, нагнувшись, что-то делал с косилками.

— А, боисси… — произнес вслух Степан и остановился, тоскливо всматриваясь. Согнутая спина Юрки, обтянутая красным свитером, низко склонившаяся голова — лица не видать, то, что он так медлил — все это внезапно пронзило Степана. Сердцем ощутив стыд сына, он вдруг махнул рукой и снова проговорил: — А, черт с тобой!

И как только сказал и подумал так, что-то словно бы отпустило его — тоскливая, жалкая пустота закружила голову, хотелось лечь в эти холсты и ни о чем больше не думать.

Трактор пополз наконец навстречу, но Степан свернул вправо, к деревне. Ноги утопали, заплетались в скошенном, везли за собой траву. Так он шел и шел в мягком сочном запахе зеленой, чуть привядшей травы со сладко ноющим сердцем, и вышел на сытный, душный запах сена.

Жаворонки били, трепетали крылами над сеном, падали в него и чуликали, точно в небе. Эту часть поля Юрка скосил еще вчера, а сейчас два трактора сгребали просохшие полотна в валки, валки собирали в копны, волокушами подтягивали копны к стогометателю. А тот, выставив могучие красные вилы, отправлял их на стог. Последними поспевали женщины с граблями, подгребая незахваченное, перележалое складывая отдельно. Работа шла как на устойчивом конвейере.