Тополь цветет: Повести и рассказы

Степан помнил, как наряжались тетки, когда собирались по вечерам на гулянье или ходили в престольные праздники на рынки в другие деревни, как водили они с парнями цепочки и кадрели на горе против дома, как ругалась тетка Феена, Зойкина мать, что не дают им спать песнями и гармонями. Мать на гору не ходила, цепочек-кадрелей не водила. Мать никогда не снимала платка, повязанного под узелок, и фартука. Была она костиста, с большими крепкими рабочими руками, говорила мало, а слушала строго, вперив в рассказчика голубые, выкаченные глаза, на Степку не кричала и не ругалась. «Степочка, долго ли будешь с собаками возиться — воды ни капли нет». Если Степка промедлит, заиграется, она, глядишь, сама пустилась под гору с ведрами. Так и ломила всю жизнь. Теперь Степан понимал, что до войны была она очень еще молода… А кто Степанов отец — так и не дознались. Да и кому дознаваться? Бабушка Наталья — тихая, кроткая, дед Иван, которого бабка приняла в дом на семерых детей, был мудр и порядочен, и весь поглощен плотницким и столярным делом — возле него и поднаторел Степан в этих работах мальчишкой.

Теперь вот учит Валерку. Вспоминает, как учил дед, и так же сам учит. Валерка — способный, любознательный… Только слишком уж безотказный…

Обо всем этом Степан думал, помогая тетке пилить дрова.

Он помнил, как на гулянье надевала тетка черный кружевной бабкин шарф, сквозной весь и в то же время тяжелый: шарф черный, лицо белое, а глаза голубые, фарфоровые. Красивой девкой была тетка. Да вышла за своего деревенского, тоже красивого парня, но из бедного дома. А в войну мужа убили, и осталась тетка с двумя детьми. Один сын утонул, другой жил в Центральной, а ребятишки его вечно здесь околачивались, и как-то рано состарилась тетка, стала ходить в полушалке, покрытая, как старуха, переваливаясь с боку на бок на больных ногах. Степан помогал ей, чем мог, а тетка ругала его и вмешивалась в их с Татьяной дела.

— И что же ты теперь думаешь, Степан, — говорила она, пока он взваливал на козлы бревно: — Валерушку-то надо к делу приучать.

— А я когда дом обшивал Марфе, он каждый вечер возле меня вертелся — ты не видала? Вот пойду к тетке Анне Свиридовой терраску делать, с начала и до конца весь курс пройдет. Погоди, тетка, весной привью себе на одну яблоню сразу три сорта яблок и тебе тоже.

— Да ладно тебе глупостями-то заниматься.

— Какие же глупости, как интересно-то, а то растут ребятишки и ничего не знают. Я читал про агронома, у которого по семь сортов на одном дереве привито. Точно.

— Ну так тоже нельзя, все на себя берешь — и огород, и скотина — все за тобой. И огурцы, и помидоры. Где же это видано, чтобы мужик занимался?

— А когда же ей, тетка? Да ей и не суметь так. Видала — ни у кого нынче помидоров не было — ну, разве что по яйцу, и то погнили все — в навоз вываливали, а у меня выросли, не вызрели на гряде — за трубой дошли. Мои бабы посолили, в Октябрьскую на стол подадут.

Действительно, такие помидоры, как Степан, никто в деревне не умел выращивать, но в его занятиях и делах тетка не углядывала системы.

— Кидаешься из стороны в сторону, — ворчала она, протирая покрасневшие от напряжения и холодного воздуха глаза. — Ты уж делаешь одно — и делай. Хозяйство, дом соблюдай. А то на мосту у вас черт ногу сломит. Кладовку когда собирался сделать? Вот выйдешь на пенсию, тогда и выводи помидоры.

— Нет, тетка, я до пенсии не доживу.

— Теперь уж немного осталось.

— Нет, у меня стало в груди болеть.

— Ну, ты пил бы больше.

На этом беседа оборвалась, они сосредоточенно, до гуда в голове, таскали пилу по толстому еловому дереву. Смолистый запах пыхал в лицо, свежие опилки радостью брызгали под ноги.

— Ребятишкам сказать — опилки стаскали бы во двор, лето придет — моркову накрывать надо будет, — озабоченно начала опять тетка, держа все еще горячую пилу стойком, мягко поигрывая полотном.

— И к кому это машина приехала в вашем конце? — отвлеклась она, вглядываясь в синенький автомобиль.

— Знамо не к нам, к нам некому приезжать, давай, становись.

И хотя машина в деревне не диво — сколько их наезжало летом, почти у каждого дома стояли синие, красные, желтые легковые, однако что-то беспокоило тетку, возможно, то обстоятельство, что стал автомобиль четко посередине деревни, ни к тому ряду — ни к этому, и была в том какая-то подозрительность.

— И чтой-то я не видела, когда прошла, — вглядывалась она, усиленно протирая чесавшиеся глаза. И вдруг всплеснула руками: — Степан, а гляди-ка, ведь от вас вышли — к машине идут. Двое каких-то.

Степан тоже поглядел в свой конец, но дверца там хлопнула. Так и проехали мимо — двое молодых, незнакомых парней, при длинных волосах.

— Может, попить заходили, — предположил Степан, — или молока спрашивали. Да там Валерка с Люськой, сообразят.

Но тетку угнетало сомнение, а возможно, и любопытство.

— Нет, ты постой-ка тут, а я сбегаю, погляжу, — сказала тетка и запереваливалась с боку на бок.

— Как же, буду стоять, — буркнул Степан и, найдя колун во дворе, стал колоть чурбаки.