— Нет… У меня… у меня женщина умерла на столе. Случилось так… Близняшки у нее остались.
— Пойдемте-ка к нашему огню, я познакомлю вас со своими, жена там и дочка, и паренек один… собираются вроде пожениться.
— А у Иришки, знаете, так ведь и нет детей…
— Да, неприятно… А он, знаете, хороший мужичок, уже наметил тему для диссертации. И не то, чтобы взять, что под ногами лежит, а ищет парень. И главное — честный, принципиальный, для меня это очень важно… Смотрите, а то вы совсем посинели.
— Нет уж, я пойду… меня ждут там… тоже честный один и принципиальный! — сказала Лидия Васильевна с вызовом и улыбкой.
Она запахнулась крепче, так как ветер прямо-таки выметал ее с пляжа, потонувшего в черной сини, и пошла по песку к еле видным камням, подгоняемая бабаханьем волн.
У трубы еще раз оглянулась. У огня в кустах сидел человек, которого любили, жалели, берегли и для которого так много значило это море. О чем он думал сейчас?.. Впрочем, ее уже не интересовало. И зачем только раскрылась ему? Глупо.
Выбежав к шоссе, Лидия Васильевна остановилась, унимая стучавшее сердце. Было почти темно, машины вжикали, проносясь мимо, ослепляя огнями. На противоположной стороне над автобусной остановкой горел фонарь. Трое людей топтались под ним, то и дело вылезая на дорогу и глядя в сторону приближавшихся фар.
Лидия Васильевна двинулась вперед. Автобус проплыл мимо, обдав теплом и запахом бензина, таким острым после моря. Люди торопливо вскакивали в освещенную дверь. Ей так захотелось не упустить автобус и поехать домой к Никите, сидевшему одиноко из-за того, что его мать… И она, едва не промахнувшись, вдруг вскочила на подножку. Ее рвануло, прижало к захлопнувшейся двери.
«Что это я? С ума сошла! Вот уж несерьезно… Виктор бог знает что подумает, искать кинется. Знает, что я пошла к морю… Да нет, не кинется, поймет — уехала… Однако этого никогда не бывало… А если бы я
Автобус тяжело лез в гору, темные окна отражали редких пассажиров.
А не она ли утверждала недавно, что неизвестно еще, кто настоящая жена? Но коли она жена, то как же должен волноваться Безуглов? Но так ли это? Или не так?.. И почему этот самодовольный Азаров, подумала она вдруг с ненавистью, вот уже второй раз влезает в ее жизнь? Ну, прямо с ногами! То есть, второй раз что-то меняет в ее жизни?..
Почему она не сказала ему всего? Разве не нашлось бы что сказать — спокойно, логично? Надо было отхлестать его. Ах, следовало бы его отхлестать!
И слова застучали, завертелись в голове и на языке, рвались из груди, надсажая обидной их бесполезностью:
«Вы слышали, один социолог утверждает, что современные мужчины — виртуозы безответственности? Разве не точно? Все ложится на плечи и силы женщины! Ах, у женщины не удалась жизнь, не сложилась — у скольких женщин она почему-либо не сложилась: тут и физика, и психика, и смерти, и работа — так пусть женщина сама справляется с обстоятельствами, с чувствами, с жизнью! Да, женщины стремятся к независимости, к самостоятельности, все стараются брать на себя. Но мужчины — мужчины умывают руки! Вот чем обертывается наша эмансипация. В некоторых случаях вас очень устраивают сильные женщины, не правда ли?.. Постойте, а вы знаете, что бывает изгажена судьба целого поколения женщин? Слыхали вы когда-нибудь о „деформированности возрастной пирамиды“? К чему, например, приводят войны? Так вот, случается, уже в момент рождения девочек ясно, что многие из них никогда не станут женами… Просто их женихи не родились. Вот уж эти-то непременно должны быть и самостоятельными, и сильными!.. И выдерживать все: работу, страдания, нарекания, одиночество… А вы, достойные мужчины, вы…»
Она спохватилась, встала, пошла к двери. Теперь в ней была полная растерянность. Наверное, следовало все-таки выйти и вернуться. Но тут же трезво подумала, что интервалы движения по вечерам велики, в обратную сторону автобус может не скоро пойти, и все равно Безуглов заждется. Значит, надо ехать домой. Конечно, ехать, раз направилась!..
Автобус остановился, двери раскрылись, и она — вышла.
На остановке в обратном направлении никого. Автобус, видно, только что отошел. Одиноко тлел фонарь, прикрепленный к черноте, освещая красные и синие стеклянные витражи в павильончике, наполовину повыбитые.
Лидия Васильевна перешла на ту остановку.
Она убеждала себя, что так нельзя — разойтись надо серьезно и честно. Сейчас поехать к нему и всему положить предел, и жить одной, и работать, работать — руки снова обретут твердость, и не станет она ни на кого оглядываться, и будет у нее маленькая, но надежная семья — она и Никита… «Но нельзя же так уезжать», — неуверенно думала она.