Читаем Топологии Миров Крапивина полностью

Возможны и другие ПРЯМЫЕ связи, не замеченные при первом прочтении. Но не только в них дело. Кое-кто начинает вполне всерьёз обвинять Крапивина в том, что у него «неоправданно и не обусловленно сюжетом гибнут герои». Это Гелька Травушкин — неоправданно?! Или Яшка Воробьёв?! А про Шурку Полушкина из «Лета…» хочется сказать особо. Умеющий думать — поймёт, что Шурка не мог не умереть! Распятый на Весах Равновесия, он повторяет сделанное за две тысячи лет до него философом Иешуа Га-Ноцри: он отдаёт свою жизнь во искупление грехов Земли, во спасение горячо любимого мира. Новый Мессия? Новый Спаситель? Ушедший из жизни так тихо, что ни новой религии (да это и хорошо…), ни Всепланетных Трауров…

«…У мальчика в захолустном, выжженном солнцем городке просыпается мысль о необходимости Великого Служения людям. Желание спасти всех. И понимание, что сделать это можно ценой своей жизни… Знал ли он уже тогда, что его ждёт?..»

Помните эти слова из «Лоцмана»? Так как — «неоправданно и не обусловлено сюжетом»?! Разве только в Назарете может родиться Спаситель? И разве для спасения мира обязательны Апостолы, римские когорты, прокуратор-всадник…

А теперь — квадралогия «Мальчик со шпагой». Да, не трилогия, а квадралогия: помимо общепринятых «Всадников на станции Роса», «Звёздного часа Серёжи Каховского» и «Флаг-Капитанов» я отношу к циклу и новую книгу — «Бронзовый мальчик» (надеюсь, никто не станет отрицать, что в этой книге действуют уже знакомые читателю Данилка Вострецов и Серёжа Каховский, хотя и несколько повзрослевшие со времени «Флаг-Капитанов»).

Кто-то скажет: — Да это ж не Кристалл! Ну и что, что Данилка Вострецов присутствует на Перекличке Барабанщиков! Это ж не Космос! Не говорите, что это не Космос. Судьбы памятников, и особенно — памятников мальчишкам — это и «Бронзовый Мальчик», где памятник Павлику Морозову, над которым готовы надругаться все, кому не лень: от уличной шантрапы до слишком уж «правильных» посткоммунистических взрослых, и памятник Галиену Тукку на заброшеных окраинах Реттерберга, вот-вот готовых перейти в Безлюдные Пространства (кто знает, может быть, только после этого Лотик-Юкки с Вьюшкой и сумеют догнать в вечных странствиях Гальку?..) («Гуси…», «Выстрел…»), и так и не построенный памятник мальчишкам разных военных Эпох на Площади Карронад (а может, и хорошо, что его не построили? По крайней мере — непостроенный памятник невозможно осквернить, снести, переплавить, разбить…), и другой памятник мальчишкам — на холме, на острове Двид, в «Детях Синего Фламинго» — тот памятник тоже хотели снести, причём — одним из первых…

А появление Всадников — это первый порыв Сказки! И разве кто за это осудит?.. Дуновение ветров по Граням Кристалла: Всадники, Одиссей, Братья Иту Дэн — где кончается Воображение и Сказка переходит в Реальность?!.. Где мечта или сон — а где просто разные Грани Бытия?! Грани Миров… Миры расходятся… А не мы ли их разводим? Насильно, с кровью разрывая Единство и Гармонию Мироздания на крохотные ошмётки — такие удобные для мещанского обывания мирки…

Миры… Осколки… Словно осколки вазы с Синим Городом из Повести 1990 года — повести «Синий город на Садовой». Дивная история, где сказка переплелась с реальностью, где реалии нашей страшненькой бытности переплетаются со Сказкой, где Чуки и Шкыдлы такие же равноправные герои, как старые фрески Христа, а Двухмерные Пространства ничуть не менее реальны, чем произвол милиции… Здесь же впервые появляется идея Лифта, ведущего в иные, параллельные миры. Её придумал Нилка, а затем блестяще реализовали жители Астралии. Правда — уже в повести «Чоки-чок, (Приключения в стране, которая рядом)».

А уж от «Чоки-чока…» ведёт множество нитей: старинные часы с рыцарями — в Лунный Дом «В ночь Большого Прилива»; заклиналки — к «Серебристому дереву с поющим котом» и «Лето кончится не скоро»; «тенескоп» из трубы, лампочки и батарейки — к прочим «странным машинам»: в том же «Серебристом дереве…» («превращатель» из бочки, кабеля и компьютера) и в «Сандалике…» (машина времени из будильника, лампочки и батарейки)…

Ну вот, теперь мы осторожно перебираемся ко второму эпицентру — к условному макроциклу «На Грани «Альфа»».

«Алые перья стрел» мы уже упомянули. Как и «Тень Каравеллы», впрочем. А вот стоящую между ними дилогию «Та сторона, где ветер» стоит рассмотреть поподробнее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику

Как чума повлияла на мировую литературу? Почему «Изгнание из рая» стало одним из основополагающих сюжетов в культуре возрождения? «Я знаю всё, но только не себя»,□– что означает эта фраза великого поэта-вора Франсуа Вийона? Почему «Дон Кихот» – это не просто пародия на рыцарский роман? Ответы на эти и другие вопросы вы узнаете в новой книге профессора Евгения Жаринова, посвященной истории литературы от самого расцвета эпохи Возрождения до середины XX века. Книга адресована филологам и студентам гуманитарных вузов, а также всем, кто интересуется литературой.Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Литературоведение
Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное