Читаем Топологии Миров Крапивина полностью

А вот тут-то и есть ошибочка! Причём — в терминах, т. к. просто логичней было бы говорить не «Мёртвые Пространства», а «Мертвящие Пространства», т. е. Пространства, агрессивно настроенные к жизни, ненавидящие её и стремящиеся если и не уничтожить вообще, так хотя бы не впустить в свои владения. К этой же категории Пространств могут относиться и вполне нейтрально настроенные к жизни, но опасные по отношению к ней Пространства, отличающиеся, например, повышенным уровнем радиоактивности или неблагоприятной химической обстановкой. Последние скорее производят впечатление Заболевших Безлюдных Пространств, и их надо лечить, а не списывать как Мёртвые…


А теперь, завершив фрагмент, созданный нашим с Севой коллективным творчеством, я продолжу тему Безлюдных Пространств. Несложно вспомнить, что Безлюдные Пространства упоминаются в «Дырчатой Луне», «Самолёте по имени Серёжка» и «Лето кончится не скоро». (Надеюсь, лето Человечества действительно завершится не скоро…) А вот упомнить произведения, где Безлюдные Пространства уже присутствовали, но ещё не были названы своими именами… Вернее, своим обобщающим Именем, ибо как раз частные-то их имена в тех книгах и приводились… Например — Синекаменная Бухта из «Возвращения клипера «Кречет»». Та самая, где расположился старый пароход, который обжили корабельные гномы. И которую сторожит не только спившийся старик-сторож с Собакой (большую букву прошу не считать опечаткой!), но и Законы мира Бухты.

Синекаменная Бухта — типичное Безлюдное Пространство, уже плавно переходящее в состояние Дороги, и доказательством тому — целых пять пунктов:

1. Коллапсированность — не попасть ни с моря, ни с суши;

2. Локальность переходов — только через подземные ходы(!);

3. Лёгкий путь ОТТУДА — прямой рейс автобуса N 8 (чем не «Автобус до станции «Мост»»?!);

4. Свободный проход ИНЫМ — в частности, корабельным гномам;

5. Наличие «техногенных останков» — в данном случае старинный пароход-парусник, давным-давно вросший днищем в отмель.

Так что — признаки Безлюдного Пространства налицо. Особенно если добавить к этому, что автобус ходит «оттуда», а не «туда», а подземный ход, ведущий в бухту, узкий, и пролезть по нему может только ребёнок, в то время как взрослому туда не пройти.

Хотя есть тут и одна странность, на первый взгляд не очень-то и бросающаяся в глаза: Синекаменная Бухта делала для некоторых странные исключения. Во-первых, туда свободно входил и выходил гафельный тендер «Дик Сенд»… ой, извините, Неуловимый Тендер капитана Новосильцева, в то время как Новосильцев был явно не ребёнком, да и профессия военного моряка никак не может считаться мирной, а Б.П. войн не любят, они от них устали. А во-вторых — не менее странно и то, что куратором данного Безлюдного Пространства является человек (сторож по имени Фёдор Иннокентьевич) и пёс Пилерс («Хорошая, знаете ли, собака. Удивительно благородный характер. Не то, что у хозяина…»). Как сюда попал сторож и кто его пустил?!

Если с капитаном Новосильцевым можно ещё предположить, что он был одним из Командоров и выполнял в тот момент Задание, то Дорога могла обеспечить его на это время правом входа-выхода в Бухту как собственного Функционала, и тогда Безлюдное Пространство вряд ли бы возражало, тем более, что ни гибели, ни разрушений, ни боли, ни агрессии или страданий Новосильцев с собой не нёс. Про сторожа же такое не скажешь. Нет, агрессии он, конечно же, не несёт, только ворчит порою под нос, но и на Командора-на-Задании не очень-то смахивает. Остаётся лишь предположить (по принципу «либо-либо», на выбор, как вам больше понравится), кем же он может оказаться, что удостоился такой чести:

1. Подсознательным койво. А почему бы и нет? Всегда ли мы знаем о своих собственных скрытых резервах? Вот и вышло: захотел — а путь и открылся, понравилось — тебя туда и назначили… Возможно? Вполне…;

2. Потомком Новосильцева. Или, если уж наглеть до предела — то Командором на пенсии. А что? В некотором роде Пароход — это для пенсионеров. Ну и что, что для гномов? А люди чем хуже? (отсюда сразу же возникают стрелки к пунктам 3 и 5);

3. Одиноким, которого за одиночество и впустило в себя Б.П.;

4. «Списанным на берег» Функционалом Дороги (Вспомните хотя бы историю Эрры). А это уже всерьёз, потому что затрагивает не только проблему Наказанных Дорогой Функционалов, отправленных в ссылку в Миры (в частности — на нашу с вами Землю), но и показывает, и весьма наглядно, причём, что случается с существами, лишёнными любимого дела, друзей, родной обстановки… Можно пофилософствовать, насколько же может «опуститься» Функционал, лишившись Дороги. И поставить вопрос о гуманности сей акции…;

5. Не совсем человеком (т. е. человеком не на 100 %). Кем же тогда? А хотя бы и «полугномом»! Не всё же «полуэльфам» по литературе разгуливать да подвиги совершать!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде
Конец институций культуры двадцатых годов в Ленинграде

Сборник исследований, подготовленных на архивных материалах, посвящен описанию истории ряда институций культуры Ленинграда и прежде всего ее завершения в эпоху, традиционно именуемую «великим переломом» от нэпа к сталинизму (конец 1920-х — первая половина 1930-х годов). Это Институт истории искусств (Зубовский), кооперативное издательство «Время», секция переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей, а также журнал «Литературная учеба». Эволюция и конец институций культуры представлены как судьбы отдельных лиц, поколений, социальных групп, как эволюция их речи. Исследовательская оптика, объединяющая представленные в сборнике статьи, настроена на микромасштаб, интерес к фигурам второго и третьего плана, к риторике и прагматике архивных документов, в том числе официальных, к подробной, вплоть до подневной, реконструкции событий.

Валерий Юрьевич Вьюгин , Ксения Андреевна Кумпан , Мария Эммануиловна Маликова , Татьяна Алексеевна Кукушкина

Литературоведение
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику
От Шекспира до Агаты Кристи. Как читать и понимать классику

Как чума повлияла на мировую литературу? Почему «Изгнание из рая» стало одним из основополагающих сюжетов в культуре возрождения? «Я знаю всё, но только не себя»,□– что означает эта фраза великого поэта-вора Франсуа Вийона? Почему «Дон Кихот» – это не просто пародия на рыцарский роман? Ответы на эти и другие вопросы вы узнаете в новой книге профессора Евгения Жаринова, посвященной истории литературы от самого расцвета эпохи Возрождения до середины XX века. Книга адресована филологам и студентам гуманитарных вузов, а также всем, кто интересуется литературой.Евгений Викторович Жаринов – доктор филологических наук, профессор кафедры литературы Московского государственного лингвистического университета, профессор Гуманитарного института телевидения и радиовещания им. М.А. Литовчина, ведущий передачи «Лабиринты» на радиостанции «Орфей», лауреат двух премий «Золотой микрофон».

Евгений Викторович Жаринов

Литературоведение
Кошмар: литература и жизнь
Кошмар: литература и жизнь

Что такое кошмар? Почему кошмары заполонили романы, фильмы, компьютерные игры, а переживание кошмара стало массовой потребностью в современной культуре? Психология, культурология, литературоведение не дают ответов на эти вопросы, поскольку кошмар никогда не рассматривался учеными как предмет, достойный серьезного внимания. Однако для авторов «романа ментальных состояний» кошмар был смыслом творчества. Н. Гоголь и Ч. Метьюрин, Ф. Достоевский и Т. Манн, Г. Лавкрафт и В. Пелевин ставили смелые опыты над своими героями и читателями, чтобы запечатлеть кошмар в своих произведениях. В книге Дины Хапаевой впервые предпринимается попытка прочесть эти тексты как исследования о природе кошмара и восстановить мозаику совпадений, благодаря которым литературный эксперимент превратился в нашу повседневность.

Дина Рафаиловна Хапаева

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное